На веки вечные
Шрифт:
— Где ты был, Кейд?
Я поднял ботинок и показал ему расплавленную подошву и обожженный участок шкуры Генри. Перед тем как сесть, я осмотрел Генри, он не пострадал, только волоски на коже обуглились.
— Нас застала буря, дед. Мы едва не застряли.
Заговорила Луиза:
— В него попала молния, se~nor Монро. Его выбило из седла.
Дед прищурился.
— Ты в порядке, сын?
Я кивнул.
— В порядке. Прямо не попало. Ударило в дерево, а потом перешло на стремя. Меня выбило из седла, но я в порядке. Хотя понадобятся новые ботинки.
Дед посмотрел на Луизу, и потом быстро отвернулся. Луиза взглянула вниз и скрестила руки на груди.
— Дай девушке рубашку, Кейден. Ей нужно прикрыться.
Я снял рубашку и дал ее, но вместо того, чтобы попытаться натянуть ее, она прижала рубашку груди, тем самым прикрывшись, а потом взглянула на деда.
— Lo siento, [31] — пробормотала она.
— Que est'a bien. [32] Дед говорил по-испански почти без акцента, что немного удивило меня. Но потом я вспомнил, что Мигель работал на деда задолго до моего рождения, и дед на время горячих сезонов обычно нанимал родственников или друзей Мигеля.
31
Извините.
32
Ничего.
— Vete a casa, ni~na. [33]
— Si, se~nor, —она взглянула на меня и слегка улыбнулась. — Спасибо, что прокатился со мной, Кейд. Может, потом мы сможем прокатиться снова?
— Я не против, — сказал я.
— Я тоже. Ad'ios, — она обошла лошадь кругом и ушла.
Дед, задумчиво глядя, оперся об ограждение стойла. Капли дождя стекали с края его ковбойской стетсоновской шляпы.
— Итак, ты встретил Луизу, а?
Я не был уверен, куда клонит дед, поэтому решил, что лучше всего занять нейтральную позицию.
33
Иди в дом, девочка.
— Милая девушка.
— Да.
— И симпатичная.
— Да, красивая.
Я сошел с Генри и почесал ему между глаз.
Дед как будто искал правильные слова.
— Не мое дело говорить, почему она переехала сюда, но... слушай, она — племянница Мигеля, и он чувствует за нее ответственность. Так что... будь осторожен, ладно?
— Она сказала, что переехала сюда, чтобы учиться.
Дед пожал плечами — этот уклончивый жест был для него не характерен.
— Причина не только в этом, но, как я и сказал, это не моя история.
— Она попала в неприятности?
— Скоро ужин, — дед оставил вопрос без ответа, — так что лучше привяжи Генри и переоденься в сухое.
Когда настала полночь, я все еще бодрствовал. Я просто выдохся, но не мог заснуть. Я работал с пяти утра, и завтра мне снова нужно было встать в пять утра, и все же сон не приходил ко мне. Я долго размышлял, на что намекал дед, когда говорил о Луизе. Звучало так, как будто он имел в виду, что ее послали сюда не только из-за школы. Может, это относилось к тому, как... прямо... она целовала меня и хотела большего.
Я, наконец, заснул, почти провалился в бессознательную черноту сна. Мне снились руки на моей груди, тело, прижатое ко мне. Я знал эту грудь в моих руках, нежную, как шелк, даже хотя никогда раньше не испытывал такого. Я знал вкус этих губ на моих губах и знал, что она принадлежит мне, а я — ей, и это было правильно. Совершенство и истина, все, что мы когда-либо хотели, все, в чем нуждались, воплощенная полнота желаний, и ничего больше не существовало, ничего не имело значения. Ничего, кроме нее.
Темноту осветил лунный свет или свет свечи в спальне.
Я увидел не темную латиноамериканскую, а фарфоровую кожу, не карие, а нефритово-зеленые глаза. Ее тело я тоже увидел: изящные изгибы, тяжелую грудь, не маленькое тело Луизы. Она была обнажена, как и я, наши тела соприкасались. Ее губы прикоснулись к моим, и в этом поцелуе во сне я познал рай, блаженство, какого никогда раньше не ощущал. В этом сне не о чем было забывать, не от чего отворачиваться, потому что она была всем.
Это не было похоже на сон. Скорее на то, что я пережил, на любовь, которую узнал. На воспоминание.
Когда сон окончился, я почувствовал, как будто потерял частичку своей души. Как будто это воспоминание было всем, что осталось от любви, которая у меня была и которую я потерял.
Глава 19
Передышка
Эвер
Кейден,
Я не знаю, к кому еще обратиться. У меня все так запутано, как никогда. Речь о Уилле. Я знаю, это выходит за рамки того, о чем мы обычно говорим и, может, это немного странно. Не знаю. Просто в моей голове и в моем сердце все так запутано. Он... потрясающий. Талантливый джазовый музыкант, что само по себе круто. Не рок-звезда, хотя похож на них и так же притягивает людей, но Уилл просто хочет быть в джаз-банде, как Майлз Дэвис или Джон Колтрейн. Он рассказывал мне о джазе — я никогда не думала, что полюблю его, но мне нравится. Это другая, классная музыка.
И Уилл хорошо ко мне относится. Знаешь, он не как другие парни из школы. Я знаю, что если бы я встречалась с другим парнем, он бы наседал на меня, чтобы я переспала с ним. Большинство девчонок, с которыми я дружу, уже делали это со своими парнями, и я слышала, что многие из них чувствуют, что их подталкивают к этому. Как будто парни хотели, а девчонки чувствовали, что должны уступить, чтобы что-то доказать своим парням или самим себе. Не все, конечно. Я знаю, что Ирен Оливер сама обольстила своего парня, потому что, как она выразилась, была готова избавиться от своей Д-карты. Я не хочу, чтобы было так. И Уилл понимает, что действительно круто.
Но я знаю, что он хочет этого. Он говорит, что готов терпеть и ждать, пока буду готова я. Но что если я так никогда и не буду готова? Как я узнаю, что готова? То есть, когда мы целуемся и обнимаемся, я не могу думать ни о чем еще, и чувствую, что могу сделать все, что угодно, и это будет потрясающе. Я бы соврала, если бы сказала, что не чувствую давления со стороны одноклассников, чтобы я потеряла девственность. Но не хочу, чтобы это произошло просто, понимаешь?
Ты знаешь?