На веки вечные
Шрифт:
— А ты был тут, когда приключилась эта история с Элли Майерс и Брайаном Вашингтоном?
Уилл кивнул.
— Ага. Дерьмовая история. Он просто козел. Я слышал, как он болтал о ней, наверное, за день до того, как она с ним переспала. Просто... хвастался тем, что она ходила за ним, как домашнее животное. Рассказывал парням, как она выглядит обнаженной, как раздевал ее, как уговорил ее отсосать у него, все такое. О том, что ей шел коричневый пакет.
— Что?
Он не ответил сразу.
— Тот тип девушки, которой ты надеваешь коричневый пакет на голову, пока трахаешься с ней. Это идиотская фраза, и меня она бесит. Я не такой, Эвер. Клянусь.
— Наверное, я просто не хочу быть такой, как она. Все знали о его репутации, знали, что так и будет. Даже я знала, что он был обманщиком, и что обманывал ее. Но с тобой... не знаю. У тебя нет такой же репутации, но...
— Слушай, Эвер. Ты мне нравишься. Правда. Я не собираюсь говорить, что люблю тебя, чтобы заставить переспать со мной. Я не люблю тебя, не так, что «любовь до гроба». Если честно, меня влечет к тебе, ты мне нравишься, мне нравится проводить с тобой время. Если ты хочешь делать это вместе со мной, отлично, превосходно, но если нет, скажи. И не думай, что я брошу тебя только потому, что ты еще не готова. Если тебе нужно время, хорошо. Я не тороплю и не подталкиваю. По крайней мере, не пытаюсь.
Он повернулся ко мне, и на его лице я не увидела ничего, кроме честности.
— Так что же тогда происходит между нами?
— Я не знаю. Мы встречаемся? Мы просто... не знаю. Разве этому нужно давать определение? Разве мы должны любить друг друга по-настоящему, чтобы делать то, что делаем? Если мы оба хотим этого, и оба согласны, в чем проблема?
— Ни в чем, наверное. — Я смотрела, как на луну набегают облака. — Я просто никогда об этом не думала, но теперь думаю. Я не знаю, чего хочу. Когда мы... ласкаем друг друга, что бы это ни было, я вся в этом. Мне это нравится, и я не хочу останавливаться. Но потом я думаю, должно ли это что-то значить. То есть, как ты и сказал, ты мне нравишься, и меня определенно влечет к тебе. Но люблю ли я тебя? Не знаю. Я так не думаю. А должна ли? Или, как ты сказал, что если мы будем делать то, что хотим, только потому, что нам нравится это делать? Да, нравится. Но должно ли это что-то значить?
Уилл взял меня за руку, наши пальцы сплелись.
— Но... неужели, если мы даже и не предназначены друг другу судьбой, это не имеет никакого значения? Нам не нужно любить друг друга, чтобы это что-то значило. Правильно? — Он сжал мою руку и серьезно посмотрел на меня. — И нам не нужно ничего делать. Мне нравится проводить с тобой время, мне с тобой весело. Просто... решай сама, ладно?
Я кивнула, и Уилл завел машину, вывел ее с парковки возле парка, которая стала нашим любимым местом, и отвез меня домой. По пути мы не разговаривали, просто слушали музыку, держались за руки и смотрели, как за окнами, в ночной темноте, проносимся мимо особняков Блумфилда.
После того, как он высадил меня, я на цыпочках прошла мимо двери в студию Иден, не желая объяснять, чем занималась, зная, что она почувствует, и закрыла за собой дверь в спальню. Сняла одежду и стала смотреть на свое обнаженное тело в зеркале в полный рост в гардеробной. Чего же я хотела? Должна ли я пройти этот путь с Уиллом до конца?
Мое отражение в зеркале не давало никакого ответа. Оно показывало только мою белоснежную кожу и тяжелую грудь с широкими темными ореолами и крупными розовыми сосками. Мои интимные места. Я прикоснулась к себе, вспоминая ощущения от прикосновений Уилла.
Приняла душ, высушила волосы, сделала бигуди к завтрашнему дню. Легла в постель и поняла, что не могу заснуть. Я продолжала вспоминать, что мы делали с Уиллом, об ощущениях, о том, о чем мы говорили. Когда я, наконец, провалилась в полузабытье, мне снились руки, которые трогают меня, губы на моей коже.
Во сне, даже хотя мои глаза были закрыты и я ничего не видела, знала, что обнажена. Я была полностью обнаженной для его прикосновений, его поцелуев. И я знала, что он тоже обнажен. Во сне я нервничала, собираясь заняться с ним любовью. Вместе с ним. Но почему-то я знала, что это у меня не первый раз, как и у него. Это знание пришло во сне, и у него не было источника или воспоминания о нем. И все же мы оба боялись, нервничали, дрожали вместе. Его прикосновения не были уверенными, знающими, опытными. Он колебался, отчаянно нуждался, но вместе с тем исследовал и удивлялся. Был изумлен. Такими же были и мои прикосновения, мои руки на его теле, мои губы на его коже.
Темнота во сне рассеялась. Зрение вернулось ко мне, как будто я поднималась со дна бассейна, нет, из самых глубин бездонного океана, и я увидела его рядом с собой. Не подо мной и не надо мной, рядом со мной. Мы касались друг друга, целовались, держали друг друга.
И это был не Билли. Осознание настигло меня тем странным образом, как всегда и бывает во снах. До того, как я смогла разглядеть его лицо, инстинктивно, внутри себя, поняла, что это был не Билли — и мое спящее сознание думало о нем, как о Билли, не как об Уилле.
В моем сне был Кейден.
У нас не было никаких сомнений, только нежность и нужда друг в друге, от которой становилось больно, сон, который был совершенным чудом, который был наполнен смыслом. Глубокое значение было в каждом прикосновении, каждом поцелуе.
Его глаза, сияющие ярким и чистым янтарным светом, сосредоточенно смотрели на меня, серьезные и печальные, и все же горящие от желания и жажды. Его рот открылся и губы зашевелились, он шепотом произнес мое имя, которое долетело до меня сквозь время, без связи с движениями его губ.
«ЭВЕР»
Сон поблек, и осталась боль от пустоты. Я хотела продолжить этот сон, это сладостное чувство близости, которое я ощущала в объятиях Кейдена.
Глава 18
Кейден
Генри места себе не находил. Он был огромным молодым жеребцом, больше семнадцати хендов [20] в высоту, вороным, с тремя белыми чулками и густой гривой. Генри был сильным, энергичным, его было легко обрадовать, но часто сложно держать в узде, потому что ему просто хотелось бежать, бежать туда, где земля сливается с небом в бесконечном, бескрайнем горизонте. Дед сомневался, был ли я готов объезжать Генри, полное имя которого было Генрих V (дед отдавал дань уважения Шекспиру), но я уговорил его разрешить мне попробовать. Так что последние несколько недель я учился объезжать Генри и давал ему понять, что я здесь главный. Дважды он сбросил меня с седла, а в последний раз я едва не сломал руку, но теперь он, наконец, понимал, что к чему.
20
Больше 172 см.
Я вывел табун необъезженных кобылок на пастбище на холмах, в северном конце участка, у реки, и тут увидел ее. Она сидела на берегу с открытой книгой на коленях, а рядом паслась лоснящаяся лошадь мышеватой масти, которая, как я понял, принадлежала Мигелю и была привязана к колышку недалеко отсюда.
Я оставил стадо пастись и, раздумывая, кто она, потянул повод, чтобы остановить Генри. Ее темные распущенные волосы лежали у нее на плечах, и легкий ветерок играл с ними. Руки были обнажены, а кожа была темной. На ней была белая рубашка без рукавов с узором из сиреневых цветов, полинявшие джинсы и довольно поношенные женские ковбойские ботинки, завязанные на лодыжках.