На все четыре стороны
Шрифт:
— К врачу потом. Обязательно, но потом.
— Если хотите, я вас отвезу в Париж, — предложил Антуан.
— Я должен пока остаться здесь, — не глядя на Алену, проговорил Габриэль. — Приехала наконец-то полиция. Мне нужно…
— Я понимаю, — кивнула Алена. — Ничего. Я все равно уезжаю в Россию.., уже скоро. Через несколько дней.
— Я понимаю, — сказал и Габриэль.
Алена слабо улыбнулась. Ей везло на мужчин, которым ничего не надо говорить, которые все понимали без слов. И ее понимали! Жаль только, что любить таких мужчин она не могла…
Ну что ж, наверное, Амели сможет любить его так, как он того заслуживает.
Вопрос только в том, что важнее: когда любишь ты или когда любят тебя?
Но на этот вопрос Алена Дмитриева так и не нашла ответа в своей жизни…
— Пойдем, Мишель?
— Я подожду внизу, — сказал Антуан, уходя. Габриэль вышел молча, даже не оглянувшись на Алену.
— Мишель, ты возьми мою сумку и танцевальные туфли, хорошо? — попросила наша героиня. — Когда-нибудь я все же буду танцевать аргентинское танго! Пусть не нынче вечером, но буду!
А с кем?..
Поживем — увидим.
Доверчивый мальчик Мишель нагнулся, чтобы поднять сумку, и в этот момент Алена дотянулась до комода номер семнадцать, на котором так и лежало ожерелье.., то ожерелье. Никто из мужчин его не заметил — то ли оттого, что оно было засыпано бусинами, вывалившимися из ящичка номер один, то ли.., то ли оттого, что они — мужчины и органически не способны воспринимать такую ерунду, как украшения, когда гремят выстрелы, и взламываются шкафы, и открываются потайные дверцы…
Так или иначе, ожерелье так и осталось лежать на комоде, и Алена незаметно сгребла его и сунула во внутренний карман своей широкой юбки.
Мишель подставил своей увечной партнерше руку, согнув ее калачиком, и они неторопливо протопали до лифта, который прятался за изгибом лестницы. Это был типичный французский лифт — тесненькая, обитая красным плюшем коробочка, в которой едва умещались двое. Только у представителей такой субтильной нации, как французская, могут пользоваться спросом подобные лифты! А впрочем, для узкого лифта и шахта нужна узкая, архитектуре старинного замка наносится меньший ущерб. Французы не только субтильны, но и практичны.
Лифт остановился на третьем этаже, и они поднялись по маленькой лестничке (Алена поскрипывала-таки зубами, но держалась стойко!) на узенькую галерею, скрытую выступом крыши.
Здесь было сыро, но капли косого, пронзительного дождя (а он разошелся не на шутку!) сюда не залетали, и Алена несколько мгновений с чистым, незамутненным восторгом смотрела на кудрявые кроны деревьев, на огромный газон — метров двести на двести, никак не меньше! — раскинувшийся внизу, на озябшую мраморную нимфу около бассейна, казавшуюся отсюда, с высоты, совсем маленькой…
Да, подходящее местечко для ее замысла! Осталось одно — как-то умудриться спровадить отсюда Мишеля. Под каким бы предлогом его услать?
И вдруг в кармане у Мишеля зазвонил мобильный телефон.
— Алло? Да, maman! Кажется, у меня. Тебе он нужен прямо сейчас? Хорошо, бегу!
Мальчишка отключил телефон и с виноватым выражением повернулся к Алене:
— Элен, вы меня извините, а? Можно, я вас оставлю буквально на пять минут? Я унес ключ от нашего «магазина», чтобы открыть комнату мадам Зерван…
— За что я тебя буду всю жизнь благодарить, — серьезно сказала Алена.
— Да ну! — смешался Мишель. — Всегда готов к услугам! Avec plaisir! Но ключ срочно нужен maman. Я отнесу его и вернусь, вы не возражаете?
— Конечно, конечно, — торопливо пробормотала Алена, едва не добавив тоже — «avec plaisir!».
Мишель убежал.
Повезло! Пока он спустится, пока поднимется… Пять минут у Алены точно есть, но лучше времени не терять.
Она вытащила из кармана ожерелье и принялась резкими движениями срывать камни с крючочков, на которые их терпеливо нанизала Марго Зерван. Оборвать, конечно, легче, чем нанизать. И вот уже камни стали не ожерельем, а просто пригоршней драгоценных искорок. Похоже на пригоршню разноцветных ягод… Довольно-таки ядовитых ягод, между нами говоря!
Алена держала камни в левой руке, а правой брала по одному и, широко размахнувшись, швыряла с балкона во все стороны света: на север, на юг, на запад, на восток, на северо-восток и северо-запад, на юго-восток и юго-запад, на северо-северо-восток и северо-северо-запад, на юго-юго-восток и юго-юго-запад, на северо-восток-восток, на северо-запад-запад, на юго-восток-восток, на юго-запад-запад…
Сколько сторон получилось? Шестнадцать? Ну, ничего страшного не будет, если два камушка улетят в каком-нибудь одном направлении: все равно они затеряются в траве, да и струи дождя, который уже сделался настоящим ливнем, отнесут их подальше друг от друга…
Камушки, прощально просверкнув, таяли в воздухе, сливались с каплями дождя, и вот наконец в руках Алены осталась одна только цепочка. Ее она скрутила как можно туже и постаралась метнуть этот комок в сторону бассейна. Ей показалось, или ее слух в самом деле различил слабый всплеск? А впрочем, поверхность воды пузырится от дождевых капель, может быть, цепочка упала не в воду, а тоже в траву. То-то, наверное, переполошились escargot, крупные зеленовато-рыжие французские улитки, которые сейчас все, как одна, высунули рожки, приветствуя свой обожаемый дождь!
Ну, все кончено. Ничего не осталось.
Алена перевела дух, чувствуя себя так, словно.., ну, словно по меньшей мере закрыла ящик Пандоры.
Снизу послышались торопливые шаги Мишеля.
Надо же, как вовремя Алена управилась!
Она отряхнула руки, словно на них могли остаться следы злодейства, только что совершенного ею против истории, против археологии… Наверное, узнай об этом ее поступке Габриэль, он бы ей в жизни такого не простил!
Ну, во-первых, у него был шанс: сокровище лежало у него под носом, на комоде, рядом с которым он стоял, однако Габриэль предпочел строить глазки даме, лежащей на полу. А во-вторых… Ожерелье принадлежало Малгожате, и если бы она хотела, чтобы Габриэль его получил, она просто отдала бы камни ему. То есть сегодня Алена выступила как бы душеприказчицей покойной, избавив Габриэля от соблазна и грядущих несчастий, которые всегда настигали владельца ожерелья.