На все времена
Шрифт:
– Я… я прекрасно сознаю свой долг.
Он досадливо поморщился, но лицо его тут же превратилось в бесстрастную маску. Элспет молча вложила ладонь в руку мужа, и Вашел не шевельнулся, но, по-видимому, думал о прошлом и о том, что все могло быть иначе. Абриэль стало так жаль отчима, что она тоже положила руку ему на плечо. Но при этом не сводила глаз с Корделии. Ее подруга весело улыбалась мужчинам, явно пытаясь вернуть им хорошее настроение. И похоже, преуспела в этом, потому что мужчины тоже заулыбались. Наконец она присела в реверансе, и
Корделия вернулась к их столу и принялась за десерт, словно ничего не произошло, не обращая внимания на неловкое молчание обеих семей.
– Хм-м-м… не так уж плохо, – заметила она.
– Очень трудно испортить свежие фрукты, – кисло пробормотала Абриэль.
Реджинальд закатил глаза, поражаясь выходке дочери, и велел замолчать жене, которая уже хотела что-то сказать Элспет.
Абриэль подалась к подруге и прошептала:
– Тебе не следовало этого делать, но тем не менее что сказал Рейвен?
– Вел себя как настоящий джентльмен, разумеется, но я с ним не флиртовала. А вот перед его отцом почти невозможно устоять.
Абриэль застонала и прикрыла глаза.
– Но со стороны казалось, что я заигрываю с Рейвеном, верно?
– Именно, – мрачно буркнула Абриэль. – Благодарю за усилия.
– Хотя Рейвен улыбался, когда я говорила с его отцом, у меня создалось впечатление, что наш план ему не понравился.
– Конечно, нет, – кивнула Абриэль. – Он из тех, кто считает себя непобедимым и может справиться с любыми трудностями. Остается надеяться, что отец сможет его образумить и заставить понять всю серьезность ситуации. Им лучше немедленно уехать.
Корделия широко улыбнулась:
– Поближе познакомившись с его отцом, могу сказать только, что твое желание вряд ли исполнится, ибо они не только горды, но и настоящие свирепые воины, как их кельтские предки.
Абриэль была так расстроена случившимся, что прошло немало времени, прежде чем она перестала сокрушаться о Рейвене и наконец задремала. Она сама не понимала, почему так мучается. Как Абриэль говорила Корделии, отказ ухаживать за ней еще до помолвки означал полнейшее отсутствие интереса Рейвена к ней, жалкой бесприданнице. Так почему она тревожится о нем?
Но как только сладостный сон объял ее, Рейвен снова явился ей… он был совсем близко… и непонятно, что с ней творилось. Наверное, лучше бы забыть о нем до конца жизни.
Она металась во сне, ворочалась с боку на бок, улыбаясь, когда Рейвен отводил с ее лба непокорный локон, вздыхая, когда его пальцы гладили щеку, и сгорая в жару, когда вдруг поняла, что это сам Рейвен Сиберн наклоняется над ее постелью, освещенный полной луной, и ее рука обнимает его за шею, гладкую и очень теплую, как если бы… если бы…
Глаза девушки широко раскрылись, и потрясенный крик замер на губах, когда он закрыл ей рот своей большой ладонью и покачал головой. Мозолистая рука приятно царапала мягкие губы, посылая озноб по спине.
– Не поднимайте шума, миледи, говорите как можно тише, если не хотите обрушить на нас гнев хозяина.
Когда он наконец отнял руку, она отстранилась, села и натянула покрывало до подбородка.
– Как вы смеете появляться в моих покоях, сэр?! Да еще в ночь перед свадьбой!
Он присел на корточки перед кроватью и серьезно воззрился на девушку:
– Я посмел, потому что в этот вечер вы попытались меня спасти, вы и леди Корделия. Я хотел ответить одолжением на одолжение, предупредив вас больше не рисковать подобным образом.
– Я сделала это не ради вас, – возразила она поспешно, слишком поспешно. – Кровавое побоище на свадьбе ни к чему хорошему не ведет. Я не могла сидеть и смотреть, как вас и вашего отца пытаются убить, тем более что сила на стороне Десмонда.
– И поэтому вы поспешили на помощь. Она пожала плечами и отвела взгляд.
– Просто не хотела, чтобы ваше упрямство и пролитая кровь испортили день моей свадьбы.
Чуть приподняв уголок рта, он прижал руку к сердцу.
– Я глубоко тронут, миледи.
– Не стоит, – отрезала Абриэль. – И не нужно недооценивать Десмонда… он слишком завистлив и ревнив, чтобы шутить с ним.
– Да, и многое сделал, чтобы это доказать, – добавил Рейвен.
Абриэль вспомнила о мертвых телах, привязанных к лошадям.
– Мне так жаль, что на вас и вашего отца напали. При мысли о том, что вас могли тяжело ранить… или хуже…
– Их было только двое, – спокойно объяснил он.
– Против двоих.
– Да я спокойно справлюсь с двумя дюжинами, лишь бы увидеть это выражение в ваших глазах.
– Вам нужно уходить.
– Никакой опасности. Мой отец сторожит в коридоре.
– Я имею в виду, уйти из моей комнаты… и уехать из замка! Завтра или сегодня ночью. Сейчас! Пока не случилось чего похуже!
– Хочешь, чтобы я убрался, девушка?
Но вместо того чтобы убраться, он придвинулся ближе. Его голос был мягким и гортанным, вызывавшим в ее душе некое примитивное желание. Ей хотелось прогнать его, но слова не шли с языка. Абриэль продолжала смотреть на шотландца, облитого белым лунным светом: темные волосы блестят, в глазах – выражение покоя, которого она так долго не ведала. Почему он это делает? Может, по какой-то причине хочет ей помочь?
Абриэль вынудила себя вспомнить о том, что поставлено на карту.
– Да, уезжайте, – холодно бросила она. – Не хочу, чтобы ваша смерть тяжким грузом легла на мою совесть.
– Я тоже этого не хочу, – заверил он. – Но больше меня беспокоит, как ваша совесть справится вот с этим.
Она не успела раскрыть рот, как он наклонил голову и коснулся губами ее губ. Абриэль мгновенно потеряла разум и голову. Его поцелуй был медленным, горячим, сладостным, словно густой мед, затягивавший ее на дно, где бурлили восхитительные ощущения.