На языке врага: стихи о войне и мире

Кабанов Александр Борисович

2009

«Звенит карманная медь, поет вода из трахей…»

Звенит карманная медь, поет вода из трахей:а если родина – смерть, а если Дракула – гей?Зажги лампаду в саду, в чужом вишневом саду,в каком не помня году проснись на полном ходу,и раб детей – Винни-Пух и князь жуков – короедтебя проверят на слух, затем – укутают в плед:сиди себе и смотри, качаясь в кресле-кача,на этот сад изнутри, где вишню ест алыча,когда

в лампаде огонь свернется, как эмбрион,цветком раскроется конь, а с чем рифмуется он?Не то, чтоб жизнь коротка, но, от звонка до звонка,ты – часть ее поводка, ты – яд с ее коготка.

Обыск

Зафыркают ночные фуры,почуяв горькое на дне:архангел из прокуратурыприходит с обыском ко мне.Печаль во взгляде волооком,уста – холодны и сухи:ты кинул всех в краю далекомна дурь, на бабки, на стихи.А что ответить мне, в натуре,счастливейшему из лохов,что – больше нет ни сна, ни дури,ни баб, ни денег, ни стихов.Лишь память розовою глиной,лишь ручеек свинцовый вплавь,и пахнут явкою с повинной:мой сон и явь, мой сон и явь.Один, все остальные – в доле,поют и делят барыши,не зарекайся жить на воле —садись, пиши.

«С младых ногтей был увлечен игрой…»

С младых ногтей был увлечен игрой:давя прыщи, я раздавил не глядя —пасхальное яйцо с кощеевой иглой,скажи-ка, дядя,не даром я бродил во тьме береговой,где по усам текло и по волнам бежало,как хрустнуло столетье под ногой —смертельное, ржавеющее жало.И объяснил мне комендант Першко,цветную скорлупу в карманы собирая,что у войны – не женское ушко,что есть игла вторая —в нее продета ариадны нить,и можно вышивать на полотне лимана:убитых – крестиком, а кто остался жить —спокойной гладью правды и обмана.Часть гобелена, гвоздь картины всей —горит маяк, но светит мимо, мимо,и счастлив я, как минотавр Тесей,как губернатор Крыма.

«Бегут в Европу черные ходоки…»

Бегут в Европу черные ходоки,плывут в Европу черные ходоки,а их встречают белые мудаки —свиных колбасок мерзкие едоки.Вокзал вонзит неоновые клыки —и потекут из яремной вены:вода, одежда, памперсы, сухпайки,цветы и средства для гигиены.У белых женщин бедра, как верстаки,у белых женщин слабые мужики,но всё исправят черные ходоки,спасут Европу черные ходоки.В Берлине снег, внизу продается скотч,сосед за стенкой меня не слышит:зачем он пьет по-черному третью ночь,а может быть, он набело что-то пишет.К примеру: «…больше нет ничего,остался дом и дряхлое, злое тело,и только смерть ползет змеей для того,чтоб жизнь моя над высоким огнем летела…»

«Человек засиделся в гостях…»

Человек засиделся в гостях,средь немых, средь глухих и незрячих,человек – это храм на костях:осетровых, свиных, индюшачих.Это злое тамбовское бро —подставлять беззащитный затылок,и душа у него – сереброиз украденных ложек и вилок.Но, когда он проснется вчера,саблезубую память раззявив,посреди доброты и добра,в окружении мертвых хозяев.

Спасение

Пассажиры выходили из самолета:у мужчин в подмышках – черные розы пота,а у женщин на джинсах и платьях, в области паха —подсыхали лилии ужаса и хризантемы страха.В разноцветной блевотине, по надувному трапу —заскользили они, вспоминая маму и папу,отводя глаза друг от друга, и все-таки, от стыдавсех очистили сперма, бурбон, табак и вода.Как прекрасны они: инженеры, айтишники, домохозяйки,ветераны АТО, секретарши и прочие зайки,лишь один среди них – подлец, хирург-костоправ,он сидит в слезах, на траве, у самой взлетной лужайки,бормоча: «Сексом смерть поправ, сексом смерть поправ…»

Открытка

А вот кофе у них дерьмо, – говорил пожилой монгол,да и вся земля – это будущие окопы,и любовь у них безголова, как богомол,мысли – белые, помыслы – черножопы.То ли наша степь: полынь, солончак с икрой,где парят над подсолнухами дельфины,хорошо, что я – поэт не первый, поэт – второй,хорошо, что я – зависим от Украины.Как бессмысленна в здешних краях зима:бадминтон снегов и набитый солью воланчик,а вот мясо у них – ништяк, шаганэ моя, шаурма,сердце – ядерный чемоданчик.А когда меня проклянут на родной земле,ибо всякий прав, кто на русский язык клевещет,надвигается осень, желтеет листва в столе,передай, чтобы выслали деньги и теплые вещи.

«За окном троллейбуса темно…»

За окном троллейбуса темно,так темно, что повторяешь снова:за окном троллейбуса окночерного автобуса ночного.Как живешь, душа моя, Низги,до сих пор тебе не надоело:мужу компостировать мозги,солидолом смазывая тело.

Конец ознакомительного фрагмента.