На задворках галактики. Трилогия
Шрифт:
— То есть, вы разобрались в системе управления?
— А чего в ней разбираться? В общем–то, всё оказалось просто, только немного непривычно. Желаете поучаствовать в первой поездке, а?
— Даже не знаю… — предложение показалось Морошникову преждевременным. — Пусть сперва разведчики вернутся, а потом прикинем, как нам быть вообще.
— Ну, а потом? — вопрос Оракул задал с улыбкой.
— А потом, — тоже улыбнулся полковник, — кину–ка монетку, с какой магистрали начинать. И в путь!
— В добровольцах недостатка не будет. Я давно заметил, многие бойцы мечтают прокатиться по туннелям, — Оракул глянул на часы и прикинул, сколько позволить себе поспать. —
Полковник согласно хмыкнул. А Оракул уже предвкушал, что скажет Краснову и как скоро «старик» сообщит о сеансе связи Острецову. Оракул и не подозревал, что его подземная эпопея только начинается.
Глава 10
Светлоярск. Форт «Защитник-1»
Дочитав последнюю страницу докладной записки о результатах наблюдения за капитаном Уэссом и медицинское заключение о его здоровье, генерал–лейтенант Острецов спрятал прошитые листы в папку и засунул её в выдвижной ящик стола.
— Так дело не пойдёт, — медленно произнёс он, глядя в глаза полковнику Безусову. — По всему выходит, что Уэсса проще поставить к стенке.
— Зачем же так резко, Ростислав Сергеевич? — насторожился Безусов.
— Это я так… в общем, не берите в голову…
Полковник промолчал. Разумеется, он не поверил, что Острецов ляпнул про устранение просто так. Безусов давно убедился, что генерал никогда ничего просто так не говорит.
— Уэсс слишком расчётлив, чтобы делать очевидные ошибки, — между тем сказал Острецов. — Итак, подведём предварительный итог. Капитан не доверяет Эльбер, хотя и питает к ней чувства благодарности и привязанности — это раз. На вербовку не идёт — это два. О неявной вербовке, к сожалению, говорить не приходится — это три. И что там ещё? Уэсс считает, что мы промыли Эльбер мозги — это четыре. Мало того, он даже бесперспективен для использования в столице. Координатора в лицо не знает, все приказы получал через тайники. Разве что, поковырять его память на предмет его подготовки в качестве «стирателя».
Замолчав, Острецов выразительно уставился на полковника. Не знай Безусов генерала достаточно хорошо, он решил бы, что пленного «стирателя» пора списывать.
— Есть одно соображение, Ростислав Сергеевич. Не мытьём, так катаньем, как говорится…
— Я весь внимание.
— Надо устроить Уэссу просмотр фильмов о «подвигах» «серых». О Хаконе, Аргивее… о Вежецкой губернии. Не пропагандистское кино ему показать, а дээспэшное. Про фармакологические накачки солдат штурмбригад, про опыты на людях… Пусть посмотрит. Ему потом надолго будет над чем поразмышлять.
Острецов пару секунд молчал. И бодрым голосом произнёс:
— Замечательно. Так и сделайте.
Светлоярск. Госпиталь Главразведупра
Уэсса сопровождали двое — среднего роста капитан с неприметным лицом и кряжистый унтер с широкими продольными лычками подпрапорщика. Уэсса поразили солдатские кресты Славы на груди унтера, серебряный 3–й степени и серебряный с золотым кантом 2–й степени. Он знал, что такие кресты большая редкость и само их наличие, словно нарочно выставленное унтером напоказ, говорило, что этот «охотник» — противник чрезвычайно опасный. И скорее всего подпрапорщик выставил напоказ свои награды неспроста, видимо, таким образом тот, кто затеял намеченное мероприятие, хотел показать Уэссу, что ему лучше не делать глупостей. Может быть это и к месту; мысли о побеге Херберта не оставляли. Поразмыслив, он пришёл к выводу, что
Его провели по узкому коридору к обычной покрашенной в белое двери без надписей и табличек. За дверью оказалась небольшая глухая комнатка без окон. Широкий стол у стены, на нём кинопроектор с заряженной бабиной. Ещё один стол размещался сразу у входа. Стульев здесь было всего три, два по разным углам и один у пустого стола.
— Вам сюда, — показал рукой капитан и когда Уэсс занял предложенный стул, закрыл дверной замок на ключ.
Унтер уселся в ближнем углу и бесцеремонно уставился на Херберта. Капитан — «охотник», тем временем, отошёл к проектору и поставил свой стул сбоку от стола, чтобы иметь возможность и протянуть руку к аппарату, и не терять пленного из виду.
— Мне поручено показать вам несколько фильмов, — сообщил офицер. — А также ответить на некоторые вопросы, если вы захотите их задать.
— Надолго эта комедия? — равнодушно спросил Уэсс.
— Примерно на два с половиной часа. Так что, наберитесь–ка терпения, неприятное зрелище я гарантирую.
Уэссу захотелось сострить, но он сдержался.
Русский капитан включил проектор и щёлкнул один из выключателей на стене. В люстре потухла яркая лампочка, теперь светила лишь тусклая двадцативатная.
На белой матовой стене начались первые кадры первого фильма. Никакой музыки, как ожидал было Уэсс, только стрёкот аппарата и хорошо поставленный голос диктора, читавшего закадровый текст. Голос доносился из динамика, привинченного прямо на стену.
Первый фильм, как сообщили титры, предназначался для служебного пользования военнослужащих Главразведупра, войсковых отделов контрразведки и командных кадров полевых войск. Начало фильма было смонтировано из съёмок фронтовых кинооператоров. Эпизод за эпизодом показывались атаки велгонской штурмпехоты. Уэсса, как опытного офицера–окопника, съёмки проняли до самых печёнок. Атаки выглядели жутковато: штурмпехота проявляла просто запредельную выносливость и живучесть. Естественно, в действиях штурмовиков не последнюю роль играла их броня, но Уэсс знал, что эти солдаты хорошо обучены и их бросали в бой, когда решалась судьба битвы. Напрямую сталкиваться с ними Херберту прежде не приходилось, штурмовики всегда держались отдельно от линейных частей. И когда они вступали в дело, успех чаще всего был гарантирован.
А сейчас, наблюдая длинные отрывки заснятых боёв со стороны врага, Уэсс почувствовал растерянность. То что он видел, не вписывалось ни в какие рамки здравого смысла. Штурмпехота пёрла напролом, солдаты получали ранения, но оставались в строю. Даже когда им отрывало конечности, они словно не живые люди, а механизмы, продолжали атаковать пока не истекут кровью. Сравнение с механизмами Уэссу показалось наиболее точным. Он не мог понять, отчего штурмовики поголовно не чувствуют боль и дерутся как заведённые, да к тому же с такими ранами, от каких у нормального солдата давно бы наступили или смерть или болевой шок. И ведь действительно поголовно! Весь боевой опыт Уэсса начал бунтовать. Доселе он не сталкивался со столь массовым проявлением ража. Да и не может раж быть массовым, бойцов способных войти в это особое состояние психики всегда было гораздо меньше чем обычных солдат.