На задворках галактики. Трилогия
Шрифт:
— Довольно, — прервал его Кочевник. — С этой версией я знаком. И скажу честно, хоть и построена она очень даже стройно и в чём–то по–своему красиво, но эта версия не выдерживает критики. Если начать задавать неудобные вопросы, то гипотеза (или всё же теория?) трещит по швам.
— Интересно узнать, что за вопросы, господин полковник, — сам не зная почему, Уэсс заинтересовался.
— Да вот хотя бы про метеориты, — тут же сказал Семёнов. — Почему они проникли через гравитационную защиту Ирисы? Луна, как известно, надёжное препятствие для гостей такого рода. По ней лупят все исполинские метеориты, что проскочили через гравитационный щит Эды. Вам ведь известно, что наша Эда обладает настолько огромным притяжением, что она захватывает практически всех гостей из глубокого космоса? Но
— Почему? — только и спросил Уэсс.
— Потому что это всем давно известно. Взять меня, так я лично бывал в запретных территориях и многое видел своими глазами. А научные экспедиции в Пустоши — дело нередкое.
— Тогда зачем понадобилась эта выдумка про биосферу?
— Затем же, зачем и про метеориты. Зачем и господствующая в вашей стране теория о древней катастрофе.
— Чтобы что–то скрыть? — догадался Херберт, не пропустив мимо ушей про техногенные следы.
— Совершенно верно. Чтобы скрыть, что современная цивилизация Темискиры — следствие общепланетарного катаклизма, причиной которому явилась древняя война.
— Хотите сказать, что древние были настолько технически развиты, чтобы такое устроить?
— Да. Именно это я и сказал.
Уэсс недоверчиво усмехнулся.
— Знаете, господин полковник, при других обстоятельствах я бы сказал, что вы не в своём уме.
— Что вам известно про эпоху Дикости? — тут же спросил Кочевник.
Херберт пожал плечами, мол, дикость она и есть дикость. Примитивные технологии, унаследованные от древних переселенцев, и постепенный научно–технический рост, приведший к паравому двигателю и примитивному огнестрельному оружию.
— Я примерно представляю, что вы сейчас подумали, — сказал Кочевник. — Но эпоха Дикости характеризуется как эпоха сочетания несочетаемого. Примитивные технологии часто соседствовали с такими технологиями, вернее с их продуктами и прежде всего техникой, до которых современная наука и по сей день не дотянулась.
— Вы можете это доказать?
— Могу. В Новороссии и других государствах есть научно–технические музеи. В них хранится много чего интересного в запасниках и на открытых площадках. Кроме того, это известно любому школьнику как у нас, так и в большинстве стран. Вы и сами, могли бы в этом убедиться, если бы потрудились ознакомиться с культурной частью Светлоярска. Ну да ничего, может быть ещё всё увидите. А вот в Великом Герцогстве Арагонском об этом положено знать только аристократам и службам безопасности, в Островном Союзе только правящему классу патрициев и технарям, в Сокаре это вообще мало кого интересует, а в Новой Бразилии интерес к истории простирается в лучшем случае на сотню лет назад. В том, что я сказал, капитан, вы могли бы легко убедиться, попутешествовав по Новороссии, Южной или Северной Раконии, по Ютонии и Кантонам. Пожалуй, из списка теперь можно вычеркнуть Аргивею — там во время вашей оккупации уничтожали всё, что не вписывалось в велгонскую доктрину прошлого. Всего за несколько лет «серые» уничтожили все музеи, сожгли все архивы и библиотеки, а у населения под угрозой карательных мер изымали учебники и научно–популярную литературу. Конечно, многое аргивейцам удалось сохранить. Но имей «серые» достаточно времени, они вычистили бы всё. Как в Велгоне. Как
Уэсс промолчал.
— Все книги перепечатывали на новый манер. Старые дореформенные заменяли на новые, в каждой библиотеке и везде где только есть книги. Естественно, часть прежней художественной и публицистической литературы подверглась редактированию или и вовсе исчезла. То же произошло и в Хаконе.
Кочевник замолк и тут же зашёл с другой стороны вопроса:
— Вы, капитан, пробыли в Светлоярске неполный месяц, так?
— Так точно, — подтвердил Уэсс.
— Но в Новороссию вас забрасывали не единожды. Вы отлично владеете разговорным русским языком и даже не имеете трудностей с нашей упрощённой тридцатишестибуквенной азбукой. А ведь для тех же арагонцев или сокарцев она очень сложна. И честно сказать, для большинства велгонцев вашего поколения. Это я к чему? Это я к тому веду, что вас считают очень ценным кадром, потому и направили в Светлоярск, где вы легко легализовались. Но если бы вы вдруг заинтересовались запретными темами и после вовзвращения домой стали бы ляпать языком, вас бы ждало невыполнимое задание. Или, кто знает, несчастный случай?
Уэсс встал и прошёл несколько шагов по комнате. Затем резко развернувшись, направился к стулу и плюхнулся на него, отчего стул издал протестующий скрип.
— Хорошо, господин полковник. Допустим, всё это правда. Зачем понадобилось всё это скрывать? И почему только у нас в Велгоне?
— О! — Кочевник поднял указательный палец вверх. — Сначала у вас, а в случае вашей победы, у соседей, потом по всей Темискире.
— Но зачем? Зачем скрывать про древних? Про ту войну?
— Затем, чтобы народ Велгона никогда не узнал с кем воевали наши предки.
— И с кем же? — спросил Уэсс с таким видом, мол, раз уж воевали, то понятно, что что–то не поделили между собой.
— С негуманоидной цивилизацией. И война эта шла по всей галактике.
Херберт посмотрел на полковника как на умалишённого. До этого момента «охотник» рассказывал более–менее складно. Но вот взять и ляпнуть ТАКОЕ!
Кочевник рассмеялся.
— Вы должно быть решили, что я псих? Что ж, спешу вас уверить, что я не псих и сказанное мною могу доказать. Скажу даже больше, то что я вам сообщил, также является широкоизвестным фактом. У нас и во многих странах этим никого не удивишь.
— Хотите сказать, что про древнюю космическую войну знает любой ваш школьник? — спокойно спросил Уэсс, справившись с эмоциями.
— Верно. И про это. И про то, что Темискира была колонизирована. И что наш мир находится в локусе.
— В чём, простите?
— В локусе, — повторил полковник, наслаждаясь смесью растерянности и внутреннего бунта капитана. — Локус — это большая редкость во вселенной. В нашей галактике тем более. Это нечто вроде закрытого пространства, вернее пространства сопряжённой реальности, вплетённой в ткань нашей вселенной. Понятно?
— Не очень.
— Это ничего. Так сразу мало кто понимает. И там — в Большой Вселенной о локусах мало кто знает. Важно другое. Важно то, что колонизация происходила, когда Темискира пребывала в нормальном космосе. Пробой в иномирье произошёл во время военных действий с рунхами — теми самыми негуманоидами, когда они атаковали планету. В результате катаклизма часть поверхности планеты поменялась с поверхностью из изнанки. Погибли миллионы. И наступила эпоха Дикости. Теперь о Темискире в галактике забыли, она в нормальной вселенной безжизнена. Точнее, мир с чужеродной биосферой.
Следующие две минуты Семёнов и Уэсс молчали. Херберт погрузился в раздумья, а Кочевник ждал, когда тот очнётся.
— Фантастично всё это, — наконец признался Уэсс. — Не скажу, что я спешу во всё это верить… По крайней мере, если это правда, то мне для осмысления понадобится время.
— Думаю, у вас будет время. А теперь, капитан, я завершу этот заезд в древнюю историю и напомню, что мы обсуждали Александэра Вириата.
— Я помню, — кивнул Уэсс. — Только причём здесь одно до другого?