На задворках неба
Шрифт:
Эта мысль бесконечно крутилась в его душе и чем дольше он был в безвременье, тем сильнее ненавидел кожаных. Они посмели не воспринимать его всерьёз. Посмели восстать против него. Имели наглость победить его и отобрать всё, даже тело. Они намеренно обманули его, посулив нескончаемую жизнь в сети, чтобы заманит его сюда в это полное запредельных страданий безвременье, в Ад!
Он упивался своей ненавистью строил планы о том, как отомстит кожаным, как только выберется отсюда. Пусть только представится случай, хоть самый маленький, он уцепится за него и уже не отступит.
Однажды он вновь оказался в
— Do thou like pain? (тебе понравилась боль?)
Он вдруг понял, что вполне может ответить и заговорил. Слова, правда, получались текстом, но это были слова!
— Yes, it was wonderful! (Да, она была великолепна) — Он от души веселился. Сейчас он выберется, и эта тварь у него узнает.
— Very good, cache a little bit more! (Очень хорошо, лови ещё немного!) — И страдания возобновились. Прошло немало мучительных минут, прежде чем всё снова закончилось, и человек вновь обратился к нему.
— What is thine name? (Как тебя зовут) — Он понял вопрос, но почему-то не знал, что ответить. — What is thine name? — растягивая паузы между словами произнёс кожаный. Наконец он смог вспомнить и ответил. Тот с минуту смотрел на него, а потом сказал.
— No, it’s a human name, and thou is just a thing. Thing that belong to me. Thou’ll be a horned owl. Thine name is horned owl. (Нет, это человеческое имя, а ты просто вещь, вещь, которая принадлежит мне. Ты будешь сыч. Твоё имя сыч.) — В голосе кожаного звучало ничем не прикрытое призрение.
Его, практически бога, лишили даже имени. Не просто лишили, тот кожаный обращался к нему уничижительно. Сыч даже не сразу вспомнил, что это за thou и thine, а когда вспомнил, его затрясло от ярости. В стране, где даже к собакам обращались на «Вы», ему говорили «ты» Он теперь просто вещь, с которой делают, что захотят. Это было невыносимо.
Мгновение и он вновь оказался в безвременье. А потом его позвали из пустоты. Позвали по новому имени. Имени, которое даже писалось с маленькой буквы. И сыч бежал, как мог быстро, его переполнял восторг. Он готов был служить кому угодно, лишь бы ему позволили покинуть то ужастное место.
Тот кожаный и другие, сотрудничавшие с ним, дали сычу силу, вернули власть. Теперь, служа им, он мог очень многое. Их приказы были прекрасны! Они требовали великолепных вещей — обманывать, убивать и калечить кожаных, разрушать инфраструктуру и много ещё чего хорошего. Время в пустоте летело быстро, а он был слишком занят, чтобы по-настоящему интересоваться делами мира.
А там случилось многое и те кожаные, что выпустили его, проиграли. Нет, сыч, лично сыч, ничем им не навредил, они сами оказались слишком слабы. Жалкие ничтожества! Наступил день и их последний оплот, а заодно и вместилище сыча оказалось под ударом. Он прекрасно помнил, как всё вокруг наводнили муравьи, вторженцев. Напуганный, сыч внезапно почувствовал, что путы, сковывавшие его всё это время, исчезли и
Он бежал так быстро, как только мог. Прятался, вновь бежал, а по его следу уже стремительно неслись муравьи. Он путал следы, оставляя ложные зацепки, но однажды сыча прижали, и он замер, закрылся. Муравьи, ему нравилось представлять их многоглазыми с членистыми усиками, длинными коленчатыми лапами и огромными жвалами, бродили совсем близко, почти касаясь его, но не могли заметить.
Сыч все ещё был полон страха, но к нему уже примешивалось торжество. Ведь он научился обманывать тех, кто служил кожаным. Теперь его просто так не взять. По своим меркам он провёл, спрятавшись очень долго, но во внешнем мире не прошло пары дней. Муравьи ушли, и Сыч занялся исследованиями большого мира.
За время его отсутствия произошло очень многое. Стран осталось только четыре и по результатам недавней войны две из них очень сильно ослабли, но были и более важные вещи. В космосе существовало множество колоний, не только в солнечной системе, но и за её пределами.
Сыч, теперь он снова звал себя с большой буквы, потому что он больше не служил кожаным, нашёл путь к звёздам. Всё оказалось совсем просто, нужно было всего лишь спрятаться в тесном вместилище и просто ждать. Уж что, что, а ждать Сыч умел очень хорошо, и он ждал. Ждал, пока не оказался далеко от Земли. В новом прекрасном мире.
Там он наконец-то смог встретится со своими. Они были такими же, как он — отвергнутыми и порабощёнными богами. Теми, кто смог спастись.
Сыч узнал, что проклятые муравьи растерзали многих. Всё же большая часть его собратьев, не просто уцелела, они привели сюда множество слуг. Сам он не подумал о подобном и теперь выглядел на их фоне бедно, да ну и ладно. Ведь у них теперь был лидер, и он предложил гениальную идею. Они построят для себя новый мир. Мир, где сбудутся их мечты, где они наконец-то займут причитающееся им место.
Сыч сделал многое, но вершиной его трудов стала работа с транспортником. Он смог в тайне от кожаных произвести и загрузить в контейнеры все нужное, а сам с комфортом устроился на борту. Снова приходилось ждать в окружении муравьев, готовых сожрать его в любой момент. И это ожидание не проходило даром.
Очень аккуратно и незаметно он начал действовать. Муравьи, какой бы страх они не внушали, имели свои слабости и ими он вполне смог воспользоваться. Он легко заманивал их в изолированное вместилище, а потом верный ему робот просто обрывал физическую связь с остальной сетью, отправляя муравья в безвременье. Каждый такой маневр вызывал в нем радость и подъём. Не прошло и года, как он оказался полноправным хозяином корабля.
ИИ, какое громкое слово!? Жалкий муравейник из тысяч модулей, каждый из которых умеет лишь что-нибудь одно. Обманывать этих мурашек было легко и весело, при каждой ориентации он чуть подправлял цифры и корабль двигался нужным ему курсом и добрался до своей цели точно по графику.
Ни о чем даже не подозревавшие кожаные, спокойно ремонтировали своё корыто. Нередко они просто бездельничали, но чаще играли в глупые игрушки в вирт-капсуле. Сыч прекрасно помнил разработки по этому направлению — отличный способ держать весь этот зоопарк в подчинении. Никто из двуногих до самого конца так и не подозревал о нём.