На заре земли русской
Шрифт:
Белый сарафанчик мелькнул в полумраке коридора, и знакомый голос ласково позвал:
– Димитрий!
– Здравствуй, моя Светлана! – негромко воскликнул юноша, ловя в темноте руку девушки и прижимая её к своим губам. – И стосковался же я по тебе!
Тихо рассмеялась Светланка, серебряным колокольчиком рассыпался её смех. Юноша не видел её лица, но знал, что глаза цвета спелой сливы задорно горят и посмеиваются над его, Димитрия, неловкостью. Он крепко сжал Светлану в своих объятиях, быстро целуя вздёрнутый носик, румяные щёки, высокий, смуглый лоб. Девушка тихонько смеялась и отбивалась, но Димитрий знал, что ей нравится. Кончики их носов соприкоснулись, разгорячённые губы Димитрия накрыли алые губки Светланы, и
– Милая моя, солнышко моё красное, когда же мы ещё с тобой...
– Димитрий, едем!
Девушка и юноша, словно малые дети, застанные за чем-то запретным, отскочили друг от друга, тяжело дыша. Краска залила лицо Димитрия, он, не глядя на Всеслава, нагнулся, поднял с пола, оброненную Светланкой алую ленту, постаравшись сделать это незаметно, и выбежал вон.
Уже отъезжая от городской заставы, Всеслав обернулся назад и увидел невысокую, сутуловатую и оттого немного нелепо выглядевшую верхом на лошади фигуру Радомира, спешащего в сторону города, где жила большая часть дружинников. До условленного места ехать было недалече, и князь не гнал коня.
– Ты моложе меня, а с девчонками так забавляешься, – заметил Всеслав, обратившись к Димитрию, и не понял тот, укоризненно это было сказано или в шутку. Эмоции Димитрия можно было почти всегда прочесть по его тонкому, живому лицу: радость ли, горе, страх или смущение – всё выдавало выражение. Самой приметной частью внешности его были глаза, красиво обрамлённые светлыми ресницами и придававшие чертам юноши какую-то детскую непосредственность. Услышав такие слова, Димитрий даже чуть привстал на лошади.
– Злата сестра моя! – с оттенком удивления молвил он. – Со Светланкой мы с детства знакомы, да и девушки знают друг друга...
– А Злата твоя красива, ей-богу, красива! – неожиданно воскликнул Всеслав, словно забывшись, с кем разговор ведёт. – Не приведи господи полюбить, – добавил он уже гораздо тише, чуть ли не про себя, но Димитрий услышал и с трудом удержался от улыбки. Он-то заметил, как князь смотрел на девушку, когда они впервые свиделись, как осторожно и нежно он коснулся её плеча, и что самое необычное, не сказал ей ничего за оброненную свечу, хоть из-за её неосторожности мог начаться пожар.
Письмо
Когда они миновали черту города и встретились с большой толпой собравшихся воинов-дружинников, на улице уже светало. За рекой, где серо-голубое небо почти сливалось с водой, яркая полоса рассвета будто ножом – тонкой, уверенной линией – прорезала сталь густых, тёмных облаков, словно согревая отходящую ото сна землю. Всеслав окинул взглядом своих воинов, которых, очевидно, подняли и без объяснений отправили на сбор.
– Не раз мы ходили в походы в чужие края, – начал Всеслав, и голос его в тишине звучал громко, сильно, отдаваясь эхом. – Не раз с победою возвращались, а поражения наши наукой нам были. Говорил я с Ярославичами младшими, да не верю словам их. Задумали они не то, о чём мне давеча поведали. И сдаётся, не с миром они ушли. Через три дни соберёмся сызнова, и тогда уж будет разговор. Отстоим землю полоцкую! – с этими словами, прозвучавшими особенно ярко, князь резким движением вытащил меч из ножен и взметнул правую руку вверх. Первый луч солнца блеснул на начищенной стали, уцепился за окончание меча, и тем, кто не совсем ещё оставил веру языческую, показалось, что сам Даждьбог направляет князя Всеслава.
– Отстоим! Отстоим! – раздались нестройные голоса из окончательно проснувшейся толпы. – Не было ещё такого боя, чтобы без чести для тебя, княже!
Всеслав улыбнулся чуть заметно, слыша эти искренние выкрики. Никогда ещё дружина не подводила его, всегда он мог быть уверен в своих ближайших воинах. И действительно, сражения, в прошлом обернувшиеся не лучшей стороною, стали наукой, началом чего-то большего, чем простые походы. Всеслав чувствовал, что хоть кто-то из приезжавших к нему князей да и не останется верен своему слову, и хотя они все – все Ярославичи – целовали крест на сохранении мира на земле русской, не было к ним доверия. Черниговский правитель давно хотел подчинить себе и северные земли на реке Двине, посему, нарушив обещанный мир, готовился обрушить своё войско на Полоцк. Всеслав с дружиною хотел опередить его, чтобы, в случае поражения, оно не было столь позорным.
После сбора Всеслав вместе с Димитрием вернулись обратно в Полоцк. Димитрий очень волновался, ведь никогда ранее ему не приходилось участие принимать в сражении или войне. Кольчуги по размеру ему не нашлось, и нельзя было без улыбки взглянуть на него, неловкого, неуклюжего в непривычном тяжёлом одеянии. Оружием юношу пользоваться никто не учил, это и ему самому было странно, ведь в его годы отроки неплохо владели и мечом, и кинжалом, и тугим луком.
– Димитрий! – окликнул его Всеслав с порога. – Спустись, потолкуем!
Юноша вышел на двор, где князь уже ждал его. Оперевшись обеими руками на щит, немного вошедший в землю заострённым концом, он задумчиво смотрел в небо, уже по-осеннему голубое, светлое. Заметив, что Димитрий уже стоит рядом и тоже разглядывает безоблачную синь, Всеслав произнёс:
– Не подумал я, решив тебя с собой взять. Ты оружия в руках не держал ранее… Не спорь, – прервал он Димитрия, собравшегося ответить, – драться ты не умеешь. Многому научить тебя я не сумею, потому будет моя вина, случись с тобой что. Бери, – неожиданно Всеслав протянул Димитрию меч, который до этого держал в левой руке. Правой же рукой привычным движением вытащил свой меч из ножен.
Оружие было тяжёлое, дрогнула непривычная рука Димитрия. Привыкать к нему и раздумывать было некогда, первый выпад со стороны учителя уже был сделан. Перехватив рукоять меча поудобнее, Димитрий рубанул им воздух наискось и едва не выронил. Нахмурился Всеслав, но этого стоило ожидать. Димитрий взрезал мечом пространство перед собой ещё раз, и снова плохо.
Стыдно юноше за невежество своё, а что поделаешь! Раз за разом, взмах за взмахом, уже руки не держали меч, который, мыслил Димитрий, отлит не из железа, подвижного и послушного, а из тяжёлого свинца… Парень начал уставать, в кольчуге, надетой на льняную рубаху, и в шлеме, иногда спадающем на глаза, было очень жарко, пот градом катился по лицу его. Димитрий, не державший до того полудня оружие в руках, смог наконец почувствовать себя настоящим, взрослым мужчиной, хоть и не научился ещё достойно владеть мечом.
– Злата! – обрадованно окликнул он, заметив девичью фигурку подле дверей терема. Девушка обернулась, увидела, кто звал её, подбежала, поздоровалась с братом лёгким кивком головы.
– Совсем взрослый стал, Митя, – она поправила сползший шлем юноши. – Летит время.
– Здравствуй, Злата, – улыбнулся Всеслав, поглядев на неё. Она с ответной улыбкой слегка наклонила голову, но тут же отворотилась. О чём они шептались с Димитрием, Всеслав не слышал, да и не хотел слушать, только сквозь серые, беспросветные и невесёлые мысли его прорвался солнечным зайчиком звонкий девичий смех, и тут же забыл он, о чём думал, о чём спорил сам с собою. На какую-то неуловимую секунду он встретился взглядом со Златой, но, заметив это, она отвела глаза. Улыбка казалась натянутой, будто думала девушка не о том, о чём говорила с Димитрием.