На земле штиптаров
Шрифт:
Вокруг меня разносилось громкое ликование; только два голоса заходились в плаче. Эти люди думали, что женщина мертва. Я сказал, что захлебнуться она не могла; впрочем, она могла умереть в момент удара о воду. Ее унесли к дощатым хижинам, в которых жили рабочие; их поселок располагался вниз по течению реки.
Послышался стук копыт; он приближался. Трое моих спутников галопом взнеслись на насыпь. Впереди мчался Халеф.
— Сиди, сиди! — крикнул он издали. — Ты жив еще или мертв?
— Я жив! — ответил я. — Я чувствую себя совершенно нормально.
— Да
Он соскочил с коня, бросился на землю и, сев рядом со мной и схватив мои руки, сказал:
— Как можно было прыгнуть в такую воду! Ты наверняка наглотался ее?
— Да, и она пришлась мне по вкусу почти как пиво, которое мы недавно пили.
— Мне бы не хотелось ее отведать. Аллах, Аллах, как я был напуган, когда ты скрылся в воде! Разве стоило рисковать жизнью из-за этой женщины?
— Конечно! Разве ты бы не рисковал жизнью из-за Ханне, милейшую среди жен и дщерей?
— Да, но одно дело Ханне! А кто эта женщина? Она твоя возлюбленная или сестра? Ты любил ее и готов был взять себе в жены?
— Она человек, и она находилась в смертельной опасности, а я воды не боюсь.
— Река сегодня дурная. Посмотри, как она бесится от того, что отняли жертву, уготованную ей. Я привел тебе Ри, ведь ты не можешь ходить. Влезай на него! Мы поищем местечко, где ты мог бы просушить одежду.
— Где наши ружья и другие вещи?
— Они все у меня. Ружья подвешены там, к седлу.
— А что стало с остальными, сидевшими в лодке?
— Обоих гребцов мы взяли к себе на паром; портной же бросился в воду.
— Он утонул?
— Нет. Шайтан не хочет с ним знаться. Я видел, как он плыл со своей клячей; мы хотим его поискать.
Он снова поднялся и стал высматривать Суэфа. Потом указал куда-то вниз по течению реки:
— Там они оба, он и его лошадь.
Я посмотрел в указанном направлении и разглядел их вдалеке от нас; Суэф держался за хвост лошади, и она плыла, увлекая его за собой. Они находились неподалеку от берега. Действительно, эта кляча дорогого стоила.
— Поехать и дать ему по носу, когда он выберется из воды? — спросил хаджи.
— Нет, он достаточно натерпелся страха. Хватит с него.
— Он один виноват, что тебе пришлось прыгать в воду.
— Это не повод его убивать.
— Он уйдет от нас. Ты же не можешь в таком состоянии мчаться за ним!
— Пусть он едет! Мы еще догоним его.
Оско и Омар тоже, конечно, были очень рады, что водное путешествие, которое вообще не значилось в нашей программе, закончилось так удачно. Нас обступили рабочие; они что-то радостно кричали и звали меня пройти в одну из хижин, где имелась печь, возле которой я мог бы просушить свою одежду. Конечно, это было для меня нужнее всего сейчас. Поэтому я вскочил на коня и поехал назад как раз в тот момент, когда портной достиг берега. Пока мне было все равно, что он там делал.
Мне не пришлось править конем; об этом позаботились рабочие. Они схватили его под уздцы и даже взялись за стремена. Другие шагали впереди, а также рядом со мной и позади меня; меня везли, можно сказать, с триумфом, правда, триумф мой был слегка подмочен: вода стекала с одежды и капала с сапог. Обернувшись, я увидел, как Суэф помчался по полю галопом. Похоже, лошадь и всадник легко отделались.
Халеф видел, куда я смотрю. Он нахмурился и, погрозив всаднику кулаком, сказал:
— Сорная трава долго живет, но что Аллах сотворил, Он же и погубит.
Разгневанный малыш намекал на то, что портной, эта «сорная трава», непременно будет истреблен.
Там, где паром причалил к правому берегу реки, стоял паромщик с тремя своими подручными. Когда он увидел меня, то повысил голос, заговорив почти патетическим тоном:
— Тысячу крат благодарности святым халифам, десять тысяч крат прославлений пророку и сто тысяч крат восхвалений Аллаху всемогущему, ибо они хранили тебя в минуту опасности. Когда я увидел тебя, ныряющего в реку, мое сердце застыло как камень, а душа источала кровавые слезы. Теперь я вижу тебя целым и невредимым, и мой дух ликует и восторгается, ведь ты сдержишь свое слово и дашь нам обещанный бакшиш.
Итак, смысл сих пространных речений был краток. Я покачал головой и ответил:
— Я не знаю ни о каком обещании.
— Значит, вода помутила твой ум. Вспомни, что ты говорил, когда твой спутник, угрожая плеткой, торопил нас.
— Моя память не пострадала; я помню каждое свое слово. Ты требовал бакшиш, но я ничего тебе на это не сказал.
— О эмир, как мне жаль тебя! Твои мысли все же ослабли. Ведь именно промолчав, ты ответил согласием на мою просьбу. Если бы ты решил отказать нам в бакшише, то ясно бы об этом сказал. И поскольку ты этого не сделал, мы должны получить награду.
— А если я все-таки откажусь?
— Тогда мы примемся тебя обличать, мы сочтем тебя за человека, который не держит своих обещаний.
Его слова встретили плохой прием даже не у меня, а у рабочих. Люди возмутились тем, что паромщик настаивал на выплате бакшиша, который я ему не обещал, да еще наговорил мне оскорблений. Его мигом схватили, и десять, а то и двадцать кулаков устремились к нему.
— Стойте! Отпустите его! — воскликнул я, пытаясь перекричать шум, поднятый людьми. — Я дам ему бакшиш.
— Не нужно это! — крикнул мне кто-то. — Он получит его от нас, вот увидишь.
— Остановитесь, остановитесь! — раздался пронзительный крик старика. — Не надо мне бакшиша, не надо!
Он вырвался и побежал к парому, где уже укрылись трое его отважных подручных. При этом он развил скорость, которая была совершенно противоположна медлительности, замеченной в нем прежде. Он даже позабыл, что не берется ни за одно дело, не раскурив свою трубку. Она выпала у него, и паромщик бросил ее в беде. Один из рабочих поднял ее и, усмехнувшись, швырнул на паром. Но старик даже не потянулся за трубкой, а схватил цепь, чтобы как можно быстрее отвязать паром и отплыть от берега. Как только нас с ним разделила полоска воды, он начал ругаться, обзывая меня скрягой и вероломным скупцом.