На земле штиптаров
Шрифт:
— К вам заезжали сегодня утром пять всадников? ' Он кивнул.
— Один был ранен, и ты перевязал его.
— Так оно и есть. Может, ты знаешь, кто его ранил?
— Я сам.
— Значит, верно, что эти люди нам о тебе рассказывали.
— Что же они рассказывали?
— Тебе лучше знать, чем нам. Если тебе нечего спрашивать, разговор окончен.
Он повернулся.
— Стой, подожди-ка! — сказал я. — Разумеется, я могу представить, что они вам наврали, но вот как все это было, не знаю. Ты —
Я достал свой фирман и протянул его. Едва взглянув на текст и печать, он низко поклонился и изумленно сказал:
— Это же печать и подпись великого везира! Такой документ выдают лишь с особого разрешения падишаха.
— Разумеется! Я рад, что тебе это хорошо известно.
— И ты законный владелец этого фирмана?
— Да; убедись, сравни описанные здесь приметы с моей внешностью.
Он так и сделал, а затем, покачав головой, сказал своему брату:
— Похоже, мы несправедливо обошлись с эфенди. Он не тот, за кого нам его выдавали.
— Я уверен, что вам сказали неправду обо мне, — согласился я. — Быть может, вы будете так добры и сообщите мне, что обо мне говорилось.
— Значит, ты и впрямь эфенди из Алемании — страны, которой правит славный кайзер Гийом?
Когда я подтвердил, он сказал:
— Возьми свой фирман. Нас в самом деле обманули; мы поверили, что вы разбойники.
— Нечто похожее я и предполагал. А ведь разбойники — те самые люди, что у вас останавливались, — ответил я.
— Они вели себя совсем по-иному.
— А что тут удивительного? Им нужна была твоя помощь, вот они и вели себя вежливо.
— С ними был один, которого я знал.
— Манах эль-Барша?
— Да. Раньше он был сборщиком подушной подати в Ускюбе.
— Ты был очень почтителен с ним? Его же прогнали со службы!
— Да, но ему же незачем становиться разбойником!
— Он один из них. Ты, может, слышал про двух аладжи?
— Очень часто. Это — два разбойника с большой дороги; они держат в страхе всю местность от гор Керуби и Бастрика до Дуваницкой Планины. Сколько их старались поймать, все напрасно. А почему ты спрашиваешь меня об этих людях?
— Потому что они побывали здесь. Ты не присматривался к лошадям этих пятерых?
— Да. Там были две пегие лошади, великолепные лошади…
Он умолк, смущенно взглянув на меня. Его рот остался открытым. Ему пришла в голову какая-то важная мысль.
— Ну, говори дальше! — поторопил его я.
— Аллах! — воскликнул он. — Что же я вспомнил! Эти разбойники разъезжают на пегих лошадях, потому их и зовут «аладжи».
— Ну, что из этого следует?
— Что они-то как раз к нам и заезжали!
— Верно! Вы принимали у себя обоих аладжи, а остальные трое были такие же негодяи.
— Вот уж бы не подумал! Они сами разбойники, и тебя, тебя тоже оклеветали. Они выдали вас за бандитов и сказали, что встретились с вами на постоялом дворе в Килиссели. Вы с ними поссорились, а потом подкараулили их и выстрелили исподтишка. Я перевязывал старика, которому две пули угодили в руку.
Я кратко рассказал ему всю эту историю и узнал от него, что пятеро сообщников направились в Ускюб.
— Но на дороге я не заметил их следов, — признался я.
— Они поехали по дороге, ведущей в Румелию, — таков был ответ. — Они посчитали, что из-за дождя ехать по главной дороге слишком грязно. В Румелию же они будут добираться прямо по лугам.
— Они выбрали странный окольный путь, ведь он же тяжел для раненого. Значит, они вообще не хотят ехать в Ускюб. Там их могут арестовать, а так они избегнут этой опасности. Они пытаются скрыться от нас. Поэтому они нас оболгали, лишь бы только вы не рассказали, куда они поехали. Дорогу в Румелию трудно найти?
— Вообще-то нет. Проедешь еще немного вдоль реки, а потом повернешь направо. Ты легко заметишь следы пятерых всадников, ведь земля мягкая.
Я попрощался и вернулся к поджидавшим меня спутникам.
— Наши противники не поехали в Ускюб; они направились в Румелию.
— В Румелию? — переспросил Яник. — Значит, они свернули с дороги. Ты поедешь за ними, эфенди?
— Да, так что нам придется расстаться.
Благодарные молодожены прощались с нами очень трогательно.
Когда мы поехали в западном направлении (вместо северо-западного) и оставили за собой деревню, мы увидели среди травы пять четко выделявшихся следов. Дороги как таковой здесь не было.
— Ты знаешь эту Румелию? — спросил меня Халеф, снова державшийся рядом со мной.
— Нет. Я знаю только, что это деревня; я же никогда не был в этих краях. Возможно, эта деревня лежит у дороги, что ведет из Кеприли в Ускюб и тянется вдоль Вардара. По ту сторону проходит железная дорога.
— Ага! Мы могли бы даже проехать по железной дороге. Когда я вернусь к Ханне, прекраснейшей из дщерей, я с гордостью скажу ей, что мне тоже довелось восседать в повозке, которую приводит в движение дым.
— Не дым, а пар.
— Но это ведь то же самое.
— Нет; дым ты можешь видеть, в то время как пар невидим.
— Если пар невидим, то откуда ты знаешь, что он существует?
— Ты можешь увидеть музыку?
— Нет, сиди.
— Значит, по твоему мнению, музыки нет? Объяснить тебе сущность пара и его действие не очень-то и легко. Чтобы понять меня, тебе следовало бы обладать некоторыми необходимыми знаниями.
— Сиди, ты вздумал меня оскорбить? Разве я не доказывал тебе столько раз, что я много чего знаю?