На земле штиптаров

Май Карл Фридрих

Переправа на пароме была не слишком безопасным предприятием. Старый плот, казалось, наполовину сгнил. Канаты, к которым он был привязан, внушали опасения; не вызывали особого доверия и сами паромщики — их команда состояла из старика и трех низкорослых юнцов. Плот тяжело покачивался на волнах. Река несла навстречу нам самые разнообразные предметы, унесенные с берега. То и дело возникали водовороты, в которые легко было угодить. Короче говоря, когда мы поднялись на паром, даже мне стало жутковато.

Старый паромщик сидел на краю плота и курил. Он внимательно

посмотрел на нас, а потом понимающе кивнул трем своим помощникам.

Я расположился так, чтобы не сводить глаз с Суэфа. Едва мы оказались на пароме, как он помчался рысью в сторону описанного мной дома, спешился, привязал лошадь и усталой походкой, хромая, прошел в дверь.

— Халеф и Оско, живо туда! Непременно узнайте, что он там делает и говорит. Не упускайте его из виду!

Оба моих спутника проворно повернули лошадей к берегу и поскакали в сторону дома. Они оказались там всего через полминуты, как туда заглянул Суэф.

Тем временем я обратился к старику:

— Сколько вы возьмете за то, чтобы перевезти четырех всадников?

— Двадцать пиастров, — ответил он, протягивая мне руку.

Я слегка стукнул его плеткой по руке и сказал:

— Я тебе вообще ничего не дам.

— Так оставайся здесь!

— Нет, ты перевезешь нас. Ты завысил цену в пять раз. За такое наказывают. Ты перевезешь нас, а там за каждый пиастр получишь удар по подошвам ног. Глянь-ка на этот фирман, полученный от султана! Ты видишь, что я не тот, кого можно запросто обмануть.

Он бросил взгляд на печать, вынул трубку изо рта, сложил ладони на груди, склонился и произнес раболепным тоном:

— Господин, все благо, что посылает Аллах. Я перевезу вас и получу за это двадцать палок. Да благословит Аллах падишаха и детей его детей!

Так заведено «там, в Турции»! Но я не был турком; я достал двадцать пиастров, дал ему и сказал:

— Я простил тебе эти удары, ведь твои лета вызывают сострадание. Река разлилась; переправа через нее трудна и опасна; пожалуй, ты вправе брать плату чуть выше обычной. Только не завышай ее так сильно.

Он не решался брать деньги и молчаливо смотрел на меня, широко открыв рот.

— Ну что, мне снова убрать деньги? — спросил я его.

Тут к нему вернулась способность двигаться. Он подскочил ко мне, вырвал деньги из руки и закричал:

— Как? Что? Ты все же платишь, хотя пребываешь под защитой султана и его верховного везира?

— Разве люди, имеющие таких покровителей, не вправе быть кроткими и справедливыми?

— О господин, о ага [26] , о эфенди, о эмир, они обычно не таковы! А вот в твоих глазах сияет доброта, в твоих словах звучит милосердие. Да благословит Аллах тебя самого, твоих предков и пращуров, а также твоих детей и правнуков всех твоих потомков! Да, подобную милость нам редко оказывают, хотя мы едим черствый, да еще и скудный хлеб.

26

Ага — офицерский титул в Османской империи.

— Но ведь там, на другом берегу реки, трудится много людей. Наверное, ты зарабатываешь больше, чем прежде, когда рабочих здесь не было.

— Меньше я зарабатываю, гораздо меньше, ведь те люди соорудили вверх по течению другой паром, с большой лодкой. Заработок у меня, конечно, сильно упал, а вот арендная плата осталась та же самая.

— А сейчас, в наводнение, люди тоже отваживаются переплывать через реку?

— Сегодня никто не рискует, ведь это очень опасное дело; в такую погоду гребцов должно быть вдвое больше.

— И все-таки сегодня ты перевез нескольких человек. Были у тебя на пароме пять всадников, двое из которых сидели на пегих лошадях?

— Да, господин. Один, похоже, ранен. Они пришли со стороны постоялого двора, что там наверху; там они ненадолго останавливались.

Он указал на беленый дом, уже упомянутый мной.

— Давно ты их видел?

— Пожалуй, более двух часов назад. Лучше бы я их не видел!

— Почему?

— Потому что они меня обманули. Когда мы причалили к тому берегу и я потребовал плату за проезд, то получил удары плетью вместо денег. До этого они мне кое-что поручили, только я не стал, конечно, это выполнять. Кто мне не платит, тому я не оказываю никакой любезности.

— Могу я узнать, что это за поручение?

— С удовольствием. Мне надо было кое-что передать тому человеку, который недавно остановился неподалеку от вас, а потом спешился возле постоялого двора.

— Ты его знаешь, да?

— Да, кто же не знает портного.

— Он и впрямь портной?

— Говорят, да, но только я не знаю ни одного из здешних жителей, которому он сшил бы хоть какую-то одежду.

— Гм! Что же надо было передать ему?

— Пусть он поторапливается; его будут ждать только до утра.

Где? Этого он не знал, и вообще из пяти всадников узнал только бывшего сборщика налогов в Ускюбе; тот мучил людей до крови. «Да наградит Аллах его тело тысячей недугов, а душу — десятью тысячами болезней», — добавил он.

Он хотел продолжать свой рассказ, но внезапно отвернулся, так как что-то другое привлекло его внимание. Из постоялого двора вышли двое мужчин; каждый из них нес по два весла. Они подошли к реке и зашагали вверх по течению.

— О Аллах! — воскликнул паромщик. — Неужели эти безумцы рискнут переправиться через реку на лодке?

— Где находится лодка?

— Там, вверху, где на берегу сидит женщина. Ты не видишь ее, потому что она скрывается за ивняком.

Оба мужчины подошли туда, где находилась лодка, перекинулись несколькими словами с женщиной и скрылись в зарослях.

— Да, — сказал старик, — они рискнут. Ладно, если Аллах охранит их, им это удастся. Но только перевозить они наверняка никого не будут, да и их пассажиру пришлось бы платить много денег. У меня бы это стоило дешевле.

— Женщина им заплатит.