На земле штиптаров
Шрифт:
— Как же нет, когда этот дурень возьмет и пальнет мне в голову!
— Не пальнет. Он боится твоего ножа.
— Это верно, а потом, мы ведь здесь не задержимся…
— Я тоже об этом подумал. Кроме того, наш обман позволит получить преимущество перед ними.
— Думаешь?
— Наши враги насторожатся, посчитав одного-двух из нас пуленепробиваемыми.
— Ты серьезно, эфенди?
Бедный Халеф так разволновался, что сел на своей койке.
— Гм. Да, пожалуй.
— Не говори «пожалуй».
— Да, кое-что придумал. Можно зарядить оружие поддельным патроном, но они могут проверить.
— Далее?
— Далее, можно приготовить броню, но это вызовет характерный звук при попадании, да и броня может быть плохо подогнана.
— О Аллах, скорее бы все это кончилось, сиди!
— Да, это может плохо кончиться.
— Я вижу, у тебя есть средство, по глазам вижу, что есть.
— Есть, но не знаю, как оно здесь подойдет… Есть два металла, которые, если их смешать в правильных пропорциях, дают крепкие пули, выглядящие как свинцовые и такие же тяжелые. Но при выстреле эта смесь летит только за два шага от дула и рассыпается на атомы.
— А что это за металлы?
— Ртуть и висмут. Последний тебе не известен, он дорог и здесь его не достать.
— А как ты его добудешь?
— Только в аптеке. Сразу, как встанем, я займусь этим делом.
— Ты думаешь, с пулей все получится? Не случится ли беда с твоим маленьким хаджи?
— Не беспокойся. Я уже пробовал, после того как прочитал этот рецепт в одной умной книге. Все получилось.
— А кусочки металла не будут видны?
— Нет, металл разлетается на множество невидимых частичек. Эффект будет, если у тебя в руке именно в этот момент окажется настоящая свинцовая пуля, будто ты ее только что поймал.
— Неужели мы это сделаем, сиди?
— Обязательно, только мне нужно достать висмут.
— Думаешь, штиптары узнают, что меня не берут пули?
— У них наверняка здесь есть люди, которые их проинформируют.
— Тогда было бы хорошо, чтобы они думали, что и ты не боишься пуль.
— Конечно.
— Тогда давай и в тебя стрельнем!
— Все зависит от того, сколько у нас окажется материала. С этими людьми нужно быть предельно осторожными.
— Что ты имеешь в виду, сиди?
— Завтра у меня будут светлая борода и светлые волосы.
— Как это тебе удастся?
— Есть такое растение, чьи листья, если их сварить, осветляют темные волосы. Эти листья продаются в аптеках.
— Тебе говорила о них Набатия?
— Да. Это собьет с толку этих парней. Мне надо будет выехать пораньше, чтобы разведать дорогу.
— Они все равно тебя узнают — по коню, которого ни с кем не спутаешь.
— А я и не поскачу на нем.
— А на каком же?
— На твоей лошади, а ты поедешь на вороном.
Едва я это произнес, Халеф мгновенно перенесся со своей койки на край моей постели.
— Что с тобой, малыш? — спросил я встревоженно.
— Это называется перемет — с моей постели на твою, — проговорил Халеф, едва сдерживая волнение. — Ты не оговорился, сиди, я поеду на Ри?
— Я не оговорился.
— О Аллах! Я поеду на Ри! Какое счастье! Я так долго путешествовал с тобой и только два раза удостоился чести ездить на Ри. Помнишь, когда это было?
— Да, что-то такое припоминаю…
— И вот завтра — в третий раз. Ты охотно отдаешь его мне?
— Охотно, Халеф. Ты единственный, кто умеет с ним правильно обращаться.
Если бы Халеф узнал, что я собираюсь подарить ему вороного, когда мы будем расставаться, он сразу сделал бы несколько переметов — причем через тростниковую стену нашей спальни.
— Да, мой дорогой эфенди, я многому у тебя научился. Ри умнее некоторых людей, он понимает каждое слово, знак, кивок. Он благодарнее человека за всю доброту, что для него делают. Я буду заботиться о нем, как о друге и брате.
— Абсолютно в этом уверен.
— Сколько мне сидеть в твоем седле, час?
— Намного дольше. Может, целый день, а может, еще больше.
— Как, о властелин моей души?! Сердце сейчас выскочит у меня из груди. Я всего лишь маленький глупый бени-араб, а ты достойнейший из достойнейших. Ты должен позволить мне прикоснуться губами к твоим губам, что передали такое доброе известие. Если я тебя не поцелую, то рассыплюсь от огорчения.
— Не надо рассыпаться, Халеф. Ты не рассыплешься, даже если съешь все мои зубные щетки, порошок и спички.
— Да, не рассыплюсь, но поцарапаюсь изнутри! — засмеялся он.
И я почувствовал его бороду: шесть волосинок справа и семь слева, которые ткнулись в мои усы. Его уважение ко мне было так велико, что он не отважился сам поцеловать меня. Я же крепко прижал к себе этого бравого парня и смачно поцеловал его в щеку, после чего он встал рядом с моей кроватью ни жив ни мертв от благоговения. А я спросил его:
— Ну что, Халеф, продолжим наш разговор?
— О, сиди, — сказал он, — знаешь, что ты сделал? Ты поцеловал меня!
Потом я услышал шаги и то, как он копается в своих вещах.
— Что ты там делаешь?
— Ничего. Завтра увидишь.
Прошло еще какое-то время, и он уселся на своей кровати.
— Сиди, целый день мне ехать на твоей лошади? Почему так долго? Тебя не будет с нами?
— Не могу пока ответить на твой вопрос, потому как ничего не знаю сам. Постараюсь максимально изменить внешность, а там уж…
— Тебя все равно узнают.
— Сомневаюсь, ведь аладжи меня никогда не видели. Им меня только описывали.