На земле штиптаров
Шрифт:
— Они вряд ли далеко ушли. Мы попробуем найти их в темноте. Огонь горит только на поляне. В любом случае, сейчас нам надо оставить их в покое. Они быстро узнают, что мы приближаемся.
Наш короткий диалог был очень тихим, но ясно было, что беглецы где-то рядом.
Вокруг было тихо, раздавался только треск догоравшей хижины, но, когда ухо привыкло к нему, я отчетливо услышал какой-то шум. Оско тоже что-то заметил и спросил меня.
— Слышишь, кто-то продирается сквозь кусты?
— Судя по звуку, это в сотне шагов отсюда, там, где кустарник,
— Откуда им это знать? Они же чужаки в здешних местах.
— Манах эль-Барша часто бывал здесь, и старик Мубарек был при нем.
Я пошел к хижине и взял одну из тлевших досок. Держа ее над головой, я пошел в ту сторону, где слышался треск веток. Трое моих спутников взяли ружья наизготовку и последовали за мной. Треск огня, понятное дело, внес некоторую путаницу в наши ощущения пространства. Очень быстро мы добрались до кустов и тут же нашли место, где беглецы прорубались сквозь чащобу.
В следующее мгновение мы выскочили на открытое пространство, и как раз в этот момент мой факел потух. Тут же мы услышали ржание лошади.
— Доброго здоровья вам мерзавцы! — крикнул кто-то сверху. — Послезавтра вы окажетесь в аду!
Сказано было четко и ясно. Если бы я не знал, что нас собираются подкараулить, то подумал бы, что ослышался. Эти люди особым умом не отличались. Мой маленький хаджи был просто взбешен подобной выходкой. Он приложил руку ко рту и изо всех сил прокричал в темноту:
— Скачите к черту и пусть вас сожрет ваша бабушка! Вы убийцы, поджигатели, висельники!
Громкий смех был ему ответом. Малыш с недоумением обратился ко мне:
— Господин, разве я им невнятно сказал?
— Поэтому они тебя и высмеяли, как ты только что убедился.
— Это говорил не я, а мой гнев. Если бы говорил я сам, то был бы вежливее. Что нам сейчас делать?
— А ничего. Мы оказались в таком же положении, как и до нашего прибытия в Остромджу. Они свободны, и их больше на одного человека, чем раньше. Охота снова начинается, и кто знает, будут ли у нас другие благоприятные возможности.
— Ты прав, сиди! Этот коджабаши должен болтаться в петле!
— Он не только освободил их, но и вернул им лошадей.
— Ты полагаешь?
— Само собой. Ты же слышал — у них есть лошади. Они были для них приготовлены.
— Он будет это отрицать.
— Лошадь ему не поможет. У меня в сумке лежит рукав от его сюртука.
— А что ты сможешь с ним сделать?
— К сожалению, ничего.
— Тогда я возьму все в свои руки.
— Что ты собираешься делать? Давай без вольностей.
— Не волнуйся, сиди, все будет нормально. Нам стоит вернуться к хижине?
— Да. Может, там можно что-то спасти из огня.
Найти обратную дорогу, невзирая на темень, не представляло труда. Жилище Мубарека, видно, содержало много горючего материала, потому как языки пламени все еще плясали над обломками. Снизу уже подошли какие-то люди, привлеченные пожаром. Когда мы встали под деревьями, с другой стороны, где дорога кончалась, вышел коджабаши. Этот титул был для него, судьи и бургомистра, как нельзя кстати — «глава супругов». Когда этот «глава» увидел нас он поднял руку и закричал, указывая в нашу сторону:
— Ловите их, они поджигатели!
Эта наглость меня больше удивила, чем напугала. Человек был бесстыден до неприличия. Все присутствующие, слышавшие мои слова накануне вечером, конечно же, не пошевелили и пальцем, чтобы нас задержать.
— Вы что, оглохли?! Хватайте поджигателей!
Тут произошло нечто, чего не мог предусмотреть хитрый коджабаши. Халеф подошел к нему и спросил:
— Кто мы, дорогой?
— Поджигатели.
— Ты ошибаешься, коджабаши. Мы нечто иное. Мы дубильщики кожи. А чтобы доказать тебе это, мы сейчас спустим с тебя шкуру. Нет, не всю, на это у нас нет времени. Только часть, от крепости которой будет зависеть, будешь ли ты сидеть в ближайшие дни. Оско, Омар, сюда!
Обоим названным не надо было повторять дважды, они мигом подскочили к Халефу, по пути бросив на меня вопросительные взгляды. Но я изобразил полное безразличие. Они повалили оцепеневшего судью на землю. Он опомнился уже в горизонтальном положении и поднял страшный крик.
— Аллах, Аллах! Как вы смеете надругаться над божественным наместником в человеческом облике? Аллах покарает вас, падишах бросит в темницу, отрубит головы и тела вывесит в городах и деревнях!
— Заткнись! — рявкнул Халеф. — Пророк наказал детям своим заботиться о ближних, так написано в Книге жизни. Вчера я там прочитал, что тебя следует вздуть, и, поскольку я верный сын Пророка, я буду стараться привести в исполнение его пожелания. Кладите его на живот, если таковой имеется, и держите!
Оско и Омар тут же исполнили этот приказ. Коджабаши вертелся как уж, пытаясь высвободиться, но двое крепких мужчин без труда удерживали его на месте.
Честно говоря, все это мне не особенно нравилось. Наказание всегда малоэстетичное зрелище; к тому же мы были здесь чужаками и не знали, как отнесутся к этому местные, число которых, кстати, все росло. Хотя этот местный начальник отнесся к нам крайне враждебно и действия его были противозаконны, наше наказание не несло угрозы для его жизни. Зато потом он стал бы соблюдать букву закона. А что касается людей, которые с любопытством окружили нас, то я их не опасался. У коджабаши здесь не было ни единого друга, который мог бы пожертвовать собой ради него.
Оско взял его за плечи, а Омар сел на ноги. Когда Халеф достал плетку из сумки, из толпы раздался голос:
— Люди, неужели мы будем терпеть, что нашего начальника так истязают какие-то чужеземцы?! Защитите коджабаши!
Несколько единомышленников что-то проворчали вслед за этим голосом.
Я медленно подошел к ним с ружьем наперевес и заглянул им в лица, не произнеся ни единого слова. Те быстро растворились в толпе.
— Правильно, правильно, задайте-ка ему! — кричали другие.