На железном троне
Шрифт:
Он ненавидел греков за то, что они так поступили с его страной. Он ненавидел православие, да и христианство в целом, за их чуждые ему ценности и насквозь лицемерную риторику. Он ненавидел Константинополь, как квинтэссенцию всего того зла, что перенесла Русь, встав на кривую дорожку. Но здесь и сейчас он испытывал какой-то странный трепет. Наверное, такое же, что чувствовал Владимир шесть веков тому назад…
Может быть это играла кровь Мономахов, Комнинов и Палеологов, что текла в нем? Пусть немного, но текло же? А может прав был тот, кто сказал, что от любви до ненависти всего один шаг и сильное чувство
Собрав волю в кулак, он стиснул челюсти и тронул своего коня.
«Плотва» [66] фыркнул, словно ощущая переживания своего хозяина, но двинулся вперед уверенным, каким-то даже изящным шагом иноходца.
— Государь, — доложился кавалерист передового разъезда, выдернув Императора из гнетущих его рефлексий.
— Что?
— Все пригороды в баррикадах. За ними вооруженные люди. В нас стреляли, больше желая отогнать, чем убить.
66
В качестве шутки Дмитрий назвал своего коня «Плотва», точно также, как Геральд из Ривии называл своих. Ему показалось, что это неплохая шутка. Окружающие приняли спокойной. В конце концов кому какое дело как Император называет своих коней?
— Один слой баррикад?
— Нет, Государь. Там насколько видно — в глубину наставили их целую прорву. Много позиций на крышах для стрелков. Там и лучники есть, и воины с ружьями, и прочие.
— Ясно, молодцы, — бесцветно как-то ответил Дмитрий, медленно переключаясь на рабочие задачи. — Опыт Копенгагена, значит, решили учесть? Ну что же, недурно.
— Недурно? — Удивленно переспросил один из легатов.
— Чем сильнее враг, тем ценнее победа… — с легкой усмешкой, ответил Дмитрий, подразумевая намного больше чем сказал. Ведь, как в свое время заметил Гай Юлий Цезарь, величайший враг спрячется там, где вы меньше всего будете его искать. И правда? Кто будет искать в себе врага? Это так неочевидно… так неожиданно… так страшно, что и подумать не каждый рискнет…
Стамбул начала XVII века представлял величественное зрелище!
Самый крупный город Европы! Пестрый национальный и религиозный состав. Резиденция Халифа и Константинопольского Патриарха. Мощный торговый и экономический центр. А со времен Ахмеда I еще и незаживающий гнойник постоянных мятежей и непрекращающейся смуты как янычар, так и городских низов.
Кёсем-султан в этот самый момент стояла на вершине минарета, ближайшего к подходящим легионам, и с помощью зрительной трубы наблюдала за происходящим. Инкогнито, разумеется. Ведь покидать дворец ей было нельзя. Смотрела и хмурилась.
Тяжелая, хорошо вооруженная пехота сверкала на солнце начищенными до блеска доспехами. Ее ряды были ровны, а походные «коробочки» аккуратны. Даже сейчас — вне боя. Везде полный порядок и дисциплина.
Вон разбивался лагерь. Практически по линеечке! Совершенно в древнеримском стиле. Она читала много книжек. Она знала… узнала то, на что это было похоже. Копались отхожие места. Возводился небольшой земляной вал по периметру. Да не пьяными извилинами,
Дмитрия, что восседал на своем огромном коне, она обнаружила без труда.
Он просто созерцал, не предпринимая никаких действий.
А вся эта прекрасно организованная и дисциплинированная возня творилась сама собой. Силами офицеров, которых он выдрессировал. Рядом с ним крутились какие-то всадники. Все, как и он, в хороших доспехах.
Вот подскакал рейтар на вороном коне. Странно поднял руку к голове, с трудом удерживая гарцующую скотинку на месте. Явно много скакал, конь еще не остыл и не успокоился.
А вон и пушки.
Но Кёсем-султан они были без интереса. Она в военном деле мало что понимала и оценить разницу между двумя орудиями могла только по размерам да украшениям. Ее больше интересовали люди, которые пришли к ее столице. Люди, которые будут осаждать ее город. Люди, которых возглавлял самый опасный завоеватель эпохи, не потерпевший до сих пор ни одного поражения. Она хотела его остановить на Дунае. Но он обыграл ее, ворвавшись в глубокий тыл прямо у самого сердца Османской Империи. Теперь она хотела задержать его, заставить завязнуть в городских боях, чтобы успели подойти войска от Дуная. Но ей было тревожно. Все высокопоставленные командиры столицы уверяли ее, что, имея всего два легиона взять штурмом Стамбул невозможно. Однако этот лысый безумец все равно нападал. Почему? Неужели он этого не знает? Или может быть чего-то не знает она?
Глава 8
25 июля 1621 года, Стамбул
Раннее утро.
Только-только рассвело. Но жителей Стамбула безжалостно разбудили начавшейся артиллерийской канонадой.
Бам! Бам! Бам!
Бух! Бух! Бабах!
Работали тяжелые шестидюймовые нарезные «Единороги» обоих легионов.
Их задача была проста — вскрыть баррикады и организовать проходы в завалах для штурмовых колонн. Вот они и долбили своими ударными гранатами по выявленным целям.
В воздух поднялся воздушный шар.
Сам шар из толстого шелка с отверстием внизу, куда нагнетался горячий воздух от керосиновой горелки. Сверху клапан для сброса горячего воздуха. Снизу легкая плетеная корзина на свободном подвесе. Он поднимался всего с одним наблюдателем, удерживаясь тонким канатом, дабы не улететь куда-то волею ветра. Но и этого было достаточно, чтобы оперативно отслеживать диспозицию. И, пусть и криво, пусть с задержкой, но корректировать огонь шестидюймовых «Единорогов» при их работе по скрытым целям.
Практически вместе с началом обстрела к городу выдвинулись две роты штурмовиков, два батальона линейной пехоты и две рота гренадеров.
Не доходя пары сотен метров до городской черты, гренадеры развернули свои ручные мортиры и начали беглый обстрел стрелковых гнезд, оборудованных на крышах. Чугунные мины падали под большим углом. Почти что сверху. Из-за чего часто проламывали глиняную черепицу, взрываясь уже где-то внутри здания. Но это никак не спасало положение защитников.