На Золотой Колыме. Воспоминания геолога
Шрифт:
Через несколько дней нас догнал заместитель Шура Тарасов. Он ехал верхом в сопровождении проводника, направляясь на сплав. Тарасов уже был подробно информирован о проведенных мною лошадиных комбинациях. Он устроил мне изрядную головомойку за лошадь, взятую у Шура, зато прочие изъятия молчаливо одобрил.
Странный человек был Тарасов. Длинный как жердь, надменный и высокомерный, он являл собой тип человека, уверенного в собственной непогрешимости и в превосходстве над другими людьми.
В то время как все мы, включая женщин, шли пешком, Тарасов неизменно восседал на лошади, считая ниже своего достоинства спуститься на землю.
В те далекие времена
Народ мы были молодой, зубастый, за словом в карман не лазали, к такого рода начальству почтения не чувствовали, и Тарасов, донимаемый нашими насмешками, вскоре отделился от нас и вплоть до сплава ехал обособленно.
Путь до места сплава не баловал нас. Это была унылая, однообразная дорога по узкой тропе среди болотистых просторов, тяжелая, выматывающая силы. Чахлые лиственницы, топкий моховой покров, одуряющий запах багульника и комары, комары, комары. Обстановка резко менялась, когда мы подходили к берегу реки. Здесь расстилались чудесные тополевые рощи, в изобилии росли шиповник, красная и черная смородина, костяника и жимолость, а на сырой земле здесь и там отчетливо виднелись отпечатки когтистых медвежьих лап, на которые мы взирали с почтительным любопытством.
Карты у нас не было, и мы шли, полностью полагаясь, на проводников. Названия многочисленных ключей и речек, чуждые нашему уху, ничего нам не говорили, и мы очень смутно представляли себе, где находимся.
Постепенно поднимаясь вверх по долине Олы, мы свернули в один из ее притоков и стали приближаться к Охотско-Колымскому водоразделу.
Здесь мы впервые встретились с людьми. На небольшой полянке около берега речки стояло несколько тунгусских юрт, похожих на вигвамы североамериканских индейцев, как их изображают на картинках.
Остановившись в полукилометре, мы направили к тунгусам делегацию с дарами — немного чаю, сахару, табаку и конфет. У них мы попросили на некоторое время небольшой невод, сушившийся на кольях около стойбища.
Затянув невод в одном из омутов, в прозрачной глубине которого смутно мелькали крупные рыбы, мы в первую же тоню вытащили свыше тридцати крупных кетин. Однако это была уже не та кета, которую мы видели в устье Олы. Та была серебрянка — кета, только что зашедшая из моря в реку, красивая, упитанная, бойкая рыба серебристого цвета. За короткое время она сильно изменилась. Рыба, пойманная нами в верховье Олы, резко отличалась своим внешним видом — тощая, с уродливой головой и торчащими зубами, в шрамах и каких-то белёсых пятнах на красноватых боках, с избитыми, ломаными плавниками. Это была так называемая зубатка, обреченная рыба, которая, пройдя длительный путь вверх по реке, преодолев многочисленные преграды и препятствия, теперь готова была выполнить свой биологический долг — выметать икру и погибнуть. Некоторые экземпляры из попавших в невод уже выметали икру. Это было
Сварив уху, мы решили часть рыбы завялить. Один из наших проводников показал, как это делается. Он вспорол рыбе брюхо, выбросил внутренности, сделал два надреза по обе стороны от грудного плавника, быстрым круговым движением ножа отделил одну половину передней части от головы и, сделав глубокий врез вдоль спины, отчленил мясистый бок рыбины от хребта и ребер. Проделав ту же операцию со второй половиной, он получил две толстые мясистые пластины. Сделано это было с исключительной быстротой. После нескольких неудачных попыток что-то похожее стало получаться и у нас.
Нанизанные на ивовые прутья и подвешенные около большого дымного костра, эти куски к утру «дошли», и их можно было сохранять в течение нескольких дней.
Мы вернули невод хозяевам, уплатив им некоторую сумму. Тунгусы пригласили нас на танцы, которые, несмотря на примитивность, отличались своеобразной грацией. Став в кружок и взявшись попарно за руки (мужчины и женщины вперемежку), они под певучие выклики «ху-ла, ху-ла, хин-ду, хин-ду», то приседая, то поднимаясь, перемещались по кругу во все ускоряющемся темпе. От всего этого веяло каким-то сказочным очарованием. Не так ли кружились и приседали наши далекие предки, оглашая ночную тишину дикими выкриками, из которых впоследствии развились мелодия и все многообразие современной музыки?
Мы распрощались с тунгусами и ушли к себе в палатки, но долго еще доносились до нас вызывающие какое-то смутное ощущение тревоги выклики «хин-ду, ху-ла».
Четвертого августа мы благополучно добрались до сплавной базы Цветметзолота, где изготовлялись кунгасы для сплава грузов на прииски.
Накануне мы чуть не лишились целой связки из четырех лошадей. Тропа шла по кромке подмытого водой берега, внезапно связка вместе с частью берега рухнула в воду на быстром глубоком месте. Тяжело навьюченные лошади стали тонуть. Пришлось броситься в воду и, держась одной рукой за выступающие корни кустов, спешно перерезать веревки, которыми были привязаны вьюки.
Вероятно, все лошади погибли бы, если бы не передовой конь Чалый. Он судорожно уцепился зубами за выступающий корень дерева и замер в бульдожьей мертвой хватке. В его дико вытаращенных глазах застыло выражение смертельного ужаса. Он как будто понимал, что если оторвется от спасительного корня, то гибель неминуема.
И он держался из последних сил. Его мужество спасло связку. Мы успели освободить лошадей от вьюков и вытащили их на берег. Последним вытащили Чалого.
Тайга как будто хотела показать нам, что шутки с ней плохи и что все время надо быть настороже.
После сдачи лошадей мы договорились с заведующим сплавной базой, чтобы нам выделили кунгасы. Эти большие, неуклюжие, утюгообразные лодки, грузоподъемностью около трех тонн каждая, были «вчерне» заготовлены еще задолго до нашего приезда. Оставалось отделать их «набело», законопатить и осмолить (пеньку и смолу мы привезли с собой).
Два кунгаса были почти готовы, и 5 августа два отряда из нашей группы отчалили от берега и скрылись за поворотом реки.
10 августа наступил наш черед. Два небольших отряда — мой и И. А. Пудовкиной — также на двух кунгасах, распростившись с гостеприимным начальником сплавбазы, отправились в путь.