На Золотой Колыме. Воспоминания геолога
Шрифт:
Продовольственные магазины пустовали, и колбасно-ветчинная бутафория, выставленная в витринах, подчеркивала убожество пустых полок.
Питание в ресторанах «Золотой Рог» и «Версаль» было нам не по карману, и поэтому мы я основном переключились на рынок. Он сверкал всеми цветами радуги: овощи, рыба, крабы в изобилии, «навалом» лежали на длинных деревянных настилах, радуя взор.
Рынок позволил нам сравнительно легко разрешить довольно сложную в те годы проблему питания.
На Семеновском базаре шумела разноголосая многоязычная толпа. Здесь была знаменитая владивостокская «толкучка», на которой можно было купить все, начиная от штанов и кончая бриллиантами. Бриллиантов
В самом центре города, на Миллионной улице; находился целый квартал домов с бесконечными переходами, тупиками, закоулками, клетушками и каморками, образующими сложный лабиринт, из которого «чужому» невозможно было выбраться. Это была так называемая Миллионка — владивостокский вариант московской Хитровки. Здесь были потайные опиекурильни, «веселые домики» и прочие разномастные развлечения «для курящих». Милиция сюда не рисковала заглядывать, во всяком случае небольшими подразделениями. Мы с некоторой опаской обходили Миллионку, не рискуя ознакомиться с ее внутренним содержанием.
Зато с интересом посещали мы китайский театр с его неприемлемой для европейского уха шумовой музыкой, любуясь прекрасной мимической игрой артистов, одетых в красочные одежды.
Основным его репертуаром был китайский сказочный эпос. Представления длились несколько часов подряд. Публика приходила и уходила, а во время действия не только смачно грызла кедровые орешки, но и выпивала и закусывала.
Наконец настал день отъезда. 22 июня мы погрузились на старый ржавый пароход «Днепрострой». Это был ветеран времен первой мировой войны. Предприимчивее американцы во время войны пекли их как блины для перевозки грузов из США в Европу. Большая часть Тихоокеанского торгового флота была укомплектована такими купленными в США пароходами, которые имели названия, оканчивающиеся на «строй», — «Днепрострой», «Свирьстрой», «Волховстрой», «Ангарстрой» и т. д.
Для пассажиров в ржавом трюме были наскоро сделаны трехэтажные нары, на которых вповалку теснились мужчины, женщины и дети. Однако этих «удобств» хватало далеко не на всех, и некоторая часть «бездомников» располагалась прямо на палубе, среди мешков, ящиков, тюков сена, колес и прочего груза, которым она была забита до отказа.
Несмотря на примитивность быта, мы в общем чувствовали себя недурно. За время пути члены экспедиции ближе познакомились друг с другом. Развлекались как умели. Вначале развлечения носили активный характер — прыжки, борьба, спортивные упражнения. Затем наступил период увлечения шахматами. Был организован шахматный турнир. Любители карточной игры с увлечением сооружали многочисленные вариации пулек. Каждый по-своему проводил часы вынужденного досуга.
А вокруг расстилалась теряющаяся в сероватой дымке тумана зеленоватая, покрытая рябью невысоких волн поверхность моря. Иногда туман настолько сгущался, что видимость не превышала десятка метров, и тогда пускалась в ход сирена, издававшая через короткие интервалы времени глухие басовитые звуки.
Были и ясные, солнечные дни, когда палуба покрывалась копошащейся массой людских тел. Погода большей частью стояла тихая, и только временами свежий ветер, достигавший четырех-пяти баллов, заставлял кое-кого, в том числе и меня, тосковать о твердой почве под ногами.
Не знаю, что было бы с нами, если бы начался шторм. При той загруженности палубы, какая была на «Днепрострое», это грозило катастрофой.
На восьмые сутки «Днепрострой» вошел в бухту Нагаева.
С
Загремела якорная цепь, и пароход остановился в полукилометре от берега.
К пароходу подошел катер с пограничным начальством. Ехавшие на нашем пароходе руководители Колымского отделения Цветметзолота вместе с Шуром и Билибиным по шаткому веревочному трапу спустились в катер. Он описал широкую дугу и направился к берегу. Мы остались на пароходе. Нам сообщили, что в первую очередь будут выгружены лошади, а высадка людей начнется только завтра.
Второго июля, просидев целый день на пароходе, мы оказались наконец на долгожданной земле.
Первое, что нам бросилось в глаза, — это большая толпа желтых исхудалых людей, в безнадежной позе сидевших на берегу. Многие передвигались с помощью костылей. Это были цинготники. Из 260 человек, населявших Нагаево, свыше шестидесяти были больны цингой в разной степени ее проявления. Многие навеки остались в этом суровом краю, так и не дождавшись прибытия парохода. Некоторые не могли самостоятельно двигаться, и их на носилках доставляли на катер, откуда с помощью лебедки грузили на пароход. Стало как-то не по себе при виде этой мрачной картины. Как бы и нам не пришлось познакомиться с этой хворью, невольно думал про себя каждый.
На берегу нас встретили Билибин и его бывший рабочий Миша Лунеко, высокий загорелый худощавый брюнет, энергичный и подвижный, выполнявший обязанности не то коменданта, не то завхоза экспедиции. Он здесь зимовал, занимаясь строительством и готовясь к нашему прибытию.
База экспедиции находилась на расстоянии двух — двух с половиной километров от поселка Нагаево, на берегу небольшого ключика Марчекана, и состояла из трех бараков. Мы, инженерно-технические работники, обосновались в одном из бараков, где было хотя и тесновато, но вполне терпимо. Некоторые расположились в палатках. Рабочие побригадно разместились в двух остальных бараках. Билибин поселился в одном бараке с нами. Шур и его заместитель Тарасов — высокий тощий человек, внешне похожий на Дон-Кихота, — устроились в поселке в отдельном небольшом домике.
На второй или на третий день после прибытия нам пришлось почувствовать, что мы находимся в области, где пульс Земли, бьется ускоренно. Часа в четыре утра наш барак застонал, заскрипел и резко встряхнулся, так что большинство его обитателей в испуге проснулись. Это было самое настоящее землетрясение силой в четыре-пять баллов.
По прибытии в Нагаево взаимоотношения Билибина с официальным начальником экспедиции Шуром стали быстро портиться. Подвижный и энергичный Билибин старался как можно скорее отправить нас в тайгу, чтобы в течение летнего сезона успеть провести полевые работы. Сам он не имел полномочий, и все переговоры с официальным хозяином края — Цветметзолотом, без которого мы не могли обойтись, вели Шур и его заместитель Тарасов. Это были люди, незнакомые с полевой геологической работой; не знающие тайги и местных условий, но крепко оберегавшие свой авторитет от посягательств со стороны внутренней оппозиции в лице Билибина, который требовал ускорить отправку партий.