Набат. Агатовый перстень

Шевердин Михаил Иванович

Поведение Петра Ивановича было замечено. Но Ибрагимбек, далёкий от истины, истолковал его со свойственной ему грубостью: «К бабам тянет... Смотри у меня, там мои жены, а я петух драчливый. Затеешь шашни, узнаю. Даже жеребец степной смирнее, чем я. Ой, свирепый!» Он стукнул себя в грудь и издал подо­бие ржания. Он тут же расхохотался и поспешил уте­шить, как он выражался, своего «великого табиба».

— Подожди, зятя халифа поженим, а тогда и тебе подыщу девку, хочешь из наших локаек? Зад у наших девок побольше, чем курдюк у гиссарских баранов, а?

Вообще Пётр Иванович замечал, что понятие жен­ской красоты у Ибрагимбека измерялось, главным обра­зом, весом красивицы, и особенно пышностью её бедер.

Затащив к себе в михманхану доктора, Ибрагимбек хитро прищурился.

— Ну, ты обещал мне найти лекарство, чёрное лекарство, а? Нашёл?

— Нашёл.

Потирая руки и хихикая, Ибрагимбек продолжал:

— Дадим его красавице, а? Когда свадьбу сыграем, пусть носит с собой и подсыпает Энвербею утром и ве­чером, а? Здорово придумано, а?

Радость обожгла Петра Ивановича. Вот удобный момент.

Едва сдерживая бурю волнения в груди, он прогово­рил:

— Позови эту женщину. Вот лекарство, — он стал лихорадочно шарить в своей аптечке. — Надо ей объя­снить...

— Сейчас. Эй, Кривой! — Но совершенно необъясни­мый зигзаг в мыслях Ибрагимбека принёс Петру Ивано­вичу полное разочарование. Он думал, что сейчас увидит Жаннат, но Ибрагимбек вдруг спросил:

— Это зачем же её, мусульманку, звать, а?

— Я... я хотел объяснить.

— Ого, вон ты какой... этого-того… хитрец. Давай лекарство. Я сам объясню. — В маленьких глазках Ибрагимбека Пётр Иванович прочитал подозрение.

 «Боже, что делать? — размышлял доктор. — Или дать настоящий яд. Пусть отправится он ко всем чертям. Вот выход! Жаннат будет спасена. Но... отравить. Что я, средневековый отравитель, что ли? Тошно! Нельзя. А Жаннат... Она... Если бы она пришла, можно было бы посоветоваться, а сейчас... Нет. Один Ибрагимбек выиграет. Без сомнения, если Энвер умрет, он тут же выдаст виновников. Сохранит лицо. Ещё урвёт кое-что для славы и почёта, а Жаннат... Можно представить только, что они сделают с Жаннат. Нет, надо отговорить его... Надо, чтобы Жаннат не коснулось подозрение... Ни в коем случае нельзя, чтобы она давала яд... Где же вы­ход?»

— Я не могу дать женщине в руки чёрное лекар­ство, — произнёс он вслух, — женщина не сумеет...

— Что? — рыкнул Ибрагимбек. — Смотри, ты теря­ешь мое благоволение, урус.

— Сделай меня табибом зятя халифа, скажи ему, что я великий доктор, лечу от всех болезней. Если я ока­жусь при нём, не пройдет и недели, как эфенди ока­жется под райскими кущами в объятиях девственных гурий.

— Дал бы бог поскорее. Но он не согласится тебя приблизить. Он хитрый, хитрее меня.

— Попробуй.

— Если ему только посоветовать, он сразу заподоз­рит что-то. Нет, дадим ей лекарство. Ну, пожалуйста.

Заискивая, Ибрагимбек совсем изменил тон. Он так хотел получить чёрное лекарство, которое помогло бы отправиться его сопернику в райскую обитель, что не мог сидеть на месте, ёрзал на ковре от нетерпения, вздыхал, охал, бормотал просьбы, переходил к угрозам, снова умолял, опять грозил.

В отчаянии Пётр Иванович взял из аптечки снотвор­ные порошки и сунул в руки Ибрагимбеку.

— Пусть подсыпает за два часа до сна, по два порошка.

Издав вопль, похожий на рыкание тигра, в лапы которого попала долгожданная дичь, Ибрагимбек с легкостью юноши кинулся к двери, подобрав полы многочисленных своих халатов. Пока он надевал кауши, Пётр Иванович проговорил:

— Отдай мне эту женщину!

— Какую? — от изумления Ибрагимбек разинул рот.

— Ту, что выдаешь за Энвера.

Схватившись за живот, Ибрагимбек издавал некото­рое время странные хлюпающие звуки.

— Её?! Да ты с ума, урус, сошёл, — наконец смог проговорить он,— её, невесту зятя халифа, посланца пророка, отдать тебе?! Да это же святотатство. Кто осмелится... этого-того, посягнуть на невесту командую­щего армией ислама, мало в котле с маслом сварить... Да, если я тебе её отдам, — вдруг спохватился Ибра­гимбек, — кто же, этого-того... подсыпать ему будет?! Нет, оставь и думать. Ай хитрец, ай хитрец! Знаешь, доктор, уехать тебе надо. Вот что: ишан кабадианский Сеид Музаффар заболел. Просит у меня, чтоб я тебя прислал. Так ты поезжай к нему... Поезжай, хитрец!

Он убежал, шлёпая каушами, всё повторяя: «Ай хитрец!»

«Надо было дать ей цианистого кали... Лучше пусть она умрёт, чем такое...»

Он вскочил, обошел комнату. Пошарив под подуш­кой, обнаружил наган, спрятал его в карман и вышел.

Во дворе Пётр Иванович встретил Ибрагимбека. При виде доктора тот перекосил физиономию и стал делать заговорщические знаки: «Дескать, всё в порядке».

Доктор, махнул рукой, побрел к коням.

— Куда?

— Надо! Пойду коня посмотрю.... Ехать в Кабадиан далеко.

Ибрагимбек мотнул головой и скрылся в михманхане.

Только здесь могли так быстро происходить смены обстоятельств. Ещё вчера Пётр Иванович был несчаст­ным пленником, его волокли по пыли, по камням. Он изнывал от жажды, голода, страха, его каждую минуту могли пристрелить, повесить, посадить на кол... А се­годня ему почтительно кланялись даже надменные курбаши, не говоря уже о рядовых басмачах и всякой челяди, переполнявшей двор резиденции Ибрагимбека. Все расступались перед доктором, когда он шел к той части построек, которые были предоставлены зятю ха­лифа, посланцу аллаха и прочая и прочая.

Шёл доктор без мыслей, без готовых решений. Он не знал, что скажет, что сделает.

На половине Энвербея Петра Ивановича ждал неожиданно любезный приём. Энвербей, оказывается, нуждался в советах врача, давно хотел попросить рус­ского доктора к себе. Он проявил к Петру Ивановичу внимание и даже приказал сварить кофе по-ту­рецки.

— Как вы думаете, доктор... Это смешно, может быть, но... Может быть, снять мне кольцо? — и он про­тянул руку к лицу Петра Ивановича. — На Востоке, в Аравии, почему-то считают агат не совсем... Словом, приписывают ему несчастливые свойства.