Набат. Агатовый перстень

Шевердин Михаил Иванович

— Почему они такие?

— Красят... Нарочно красят. Эх, сиди тут с тобой, урус — с горестным сожалением пробормотал страж­ник, — а там сейчас такое будет, такое...

Он даже привстал на цыпочки, чтобы посмотреть через головы людей, но, должно быть, ничего не увидел, плюнув и, сев рядом, сказал:

— Эх, бой будет... кучкар с кучкаром лбами... вот так. Он с силой ударил кулаком о кулак.

— Так давай посмотрим. Отведи меня.

— Э, да и правда, — вдруг осенило парня, — эй, расступись. Урус доктор хочет смотреть.

Он растолкал стоящих стеной курбашей и вытолкнув Петра Ивановича вперёд.

Но, против ожидания, бой кучкаров оказался неин­тересным, и доктор решил заглянуть в конюшню.

Ибрагимбек подарил доктору великолепного тонко­ногого коня гиссарской породы. Пётр Иванович, уже отчаявшийся когда-либо ощущать под собой вздраги­вающую спину лошади, остался чрезвычайно доволен. Принять дар от басмача он не считал зазорным, хотя бы потому, что его Серого или убили или украли, а Серый отлично служил уже лет пять или шесть и пре­красно возил его по степям, пустыням и самым трудным горным тропам.

Подаренный конь серебристо-серой масти имел ма­ленькую сухую голову, аристократические небольшие ко­пыта, пышный хвост и гриву, что, в сочетании с велико­лепным, украшенным небесной бирюзой седлом, доста­вило доктору полное удовлетворение. На таком коне и с таким убранством не постыдился бы проехаться и ли­хой наездник по улицам Бухары.

Со своим новым конем Пётр Иванович связывал кое-какие планы, о которых в глубине души он даже не решался думать, настолько они казались ещё фанта­стическими. Но если учесть, что в этих планах занимало едва ли не главное место спасение Жаннат... Впрочем...

Доктор невольно остановился в больших дверях конюшни. Его верный джигит и переводчик Алаярбек Даниарбек, который исчез с каюка столько дней назад во время печального путешествия, как ни в чем не бывало оживлённо жестикулировал, разглагольствуя среди самых отъявленных басмачей. Видимо, они только что закон­чили экзекуцию, потому что тут же на куче навоза лежало несколько таких же нукеров в нелепых позах, с петлями на ногах, привязанных к длинному укреплён­ному на кормушках толстому шесту, с распухшими посиневшими подошвами. Сразу стало ясно, что здесь, по старому эмирскому обычаю, били провинившихся по голым пяткам.

Невольно все сомнения, которые копошились где-то у доктора внутри, всплыли наружу. Оставалось думать, что почтенный Алаярбек Даниарбек так-таки переки­нулся к врагам. Чем же объяснить панибратское обращение его с ибрагамовскими ворами?!.

Бросилось в глаза Петру Ивановичу и то, что и наказанные и палачи с оди-наковым интересом, разинув рты и вытаращив глаза, слушали Алаярбека Даниарбека.

Он сразу же заметил доктора и, пока тот приходил в себя от изумления, успел несколько раз сделать какие-то таинственные знаки, которых не понял бы и самый проницательный человек в мире.

— А ты что скажешь? — спросил один из бородачей у Алаярбека Даниарбека. — Хороший человек зять халифа, господин Энвербей?!.

— Сказочку лучше старую расскажу я вам, друзья, — ответил он, весьма выразительно подмигнув доктору, — очень такая маленькая да старинная. Да и собственно лучше в наши благословенные времена сказки рассказы­вать. Спокойнее как-то. Так слушайте: было то или не было, кто знает? Только жил дехканин по имени, ну, скажем, Ишмат. Жил он себе, землю пахал, пшеницу жал, молотил, веял, из муки лепёшки пёк, не очень белые, не очень сдобные, но есть можно. Жил Ишмат, горя не знал. И жил бы он так спокойно до самой смерти, только вдруг наехал в те места бек, большой такой, вооруженный, со свитой и миршабами. Наехал он на поля и спрашивает: «Чей хлеб?» Ему докладывают, так и так, собаке Ишмату поле принадлежит. «Позвать сюда собаку Ишмата! Кто это позволил ему хлеб сеять без нашего разре­шения? Я его!..» Бросились слуги искать Ишмата. Искали, искали, но так нигде и не нашли. Год искали, два искали. Нет Ишмата. Охотился раз бек, заехал неизвестно куда. Уж так назначено было, такова судьба. Вдруг из чангала — тигр. Тут бы и конец беку, да только выбежал человек с кетменем и отрубил голову зверю, «Как тебя зовут? Ты достоин великой награды: спас меня», — сказал бек. Поклонился человек: «Ишмат я». Удивился бек и говорит: «Ну и хитер ты, сынок Ишмат. Сколько людей ни посылал я изловить тебя, но так и не нашли. Видно много тебе известно хитрых уловок». Задрожал Ишмат, видит — плохи дела, но никуда не денешься, надо отвечать: «Не пожелаешь моей крови, бек, скажу». «Хорошо, не пожелаю твоей крови. Скажи скорее свои уловки», — отвечает бек. «О господин, знаю я одну уловку, но боюсь, ты обидишься, если я скажу про нее». «Говори, я же обещал тебе своим бекским словом». «Хорошо, скажу — говорит Ишмат.— Моя уловка в том, чтобы ты, бек, меня не видел, а я что­бы тебя не видел». Посмеялся бек, похвалил Иш­мата за острый ответ, подарил ему шёлковый халат. Только...

— Что «только»? — спросил один из слушателей.

— Только забыл Ишмат свою уловку, стал он перед беком в дарёном халате похаживать, да выкручиваться, да своей должностью похваляться. Совсем расхрабрился Ишмат. Да и чего ему бояться: жизнь беку спас, ха­лат на плечи получил, советником бека стал, привык к почёту и милостям. Только не увидал пользы Ишмат. Милость владыки жалит, как оса. Затеял бек войну с соседями. И вот весь хлеб, всё имущество, всю зем­лю пришлось Ишмату отдать беку в казну, залог на священную войну... Ну как, хорошая сказка? — спро­сил Алаярбек Даниарбек. — А?.. Что же вы мол­чите?

Но слушатели так ничего и не сказали, понравилась ли им сказка. По одному, по два поднялись они молча и так же молча ушли. Проходя мимо Петра Ивановича, они униженно кланялись: всё же это хаким самого Ибрагимбека.

Поговорить Петру Ивановичу по душам с Алаярбеком Даниарбеком не удалось. Избитые палками басма­чи остались в конюшне.

Подойдя, точно невзначай, к доктору, Алаярбек Даниарбек шепнул: «Осторожность». И стал с нарочи­тым интересом разглядывать дарёного коня.

— Хороших статей конь, а? — спросил доктор, хотя, конечно, ему хотелось задать совсем другой вопрос.

Но Алаярбек Даниарбек выразил крайнее недоволь­ство.

— Смотри, доктор, у коня чёрная полоса на хребте. Такой конь принесёт несчастье. Ты обязательно упадёшь с него.

— Упаду, так поднимусь.

— Нет, лучше продай его.

— Кому? — удивился доктор.

— Хотя бы мне, — выпалил Алаярбек Даниарбек.

— Ого, вы разбогатели? У вас много денег?

— О, мы разбогатели и... можем помочь друзьям, — не совсем логично добавил он.

Только позже удалось им встретиться без назойли­вых свидетелей. Доктор смог убедиться, что Алаярбек Даниарбек далёк от намерения стать басмачом и горит желанием ему помочь. Надежда зажглась с новой силой. До сих пор доктор намеревался подкупить Кривого, теперь совместно с Алаярбеком Даниарбеком они за­думали другое.

Весь следующий день доктор метался, стараясь уви­деть или хотя бы передать записку Жаннат. Но Алаяр­бек Даниарбек исчез, точно сквозь землю провалился, а женщины, когда Пётр Иванович приближался к воротам женской половины, закутывали лица камзолами и с хихиканием ускользали. Пётр Иванович стоял около створок ворот, смотрел на гнилые трухлявые доски и слышал тихое: «Коч! Убирайся!» Тогда Пётр Иванович начинал бродить в стороне около конюшен, и когда из ворот снова показались женщины, полные любопыт­ства, он снова тел к ним, но оставался с тем же резуль­татом. Так повторялось много раз.