Набат. Книга первая: Паутина
Шрифт:
Юнус вскочил.
— На, читай, друг, — проговорил он, лихорадочно высвобождая из складок бельбага сложенный вчетверо листок.
Недоумевая, Файзи повертел бумагу между пальцами и посмотрел на Юнуса.
— Читай, читай!
— «Ко всем коммунистическим организациям!» — начал медленно читать Файзи и, остановившись, посмотрел загоревшимися глазами на друга. — Что это?
— Это воззвание Коммунистической партии большевиков.
— «Ко всем коммунистическим организациям Туркестана, Бухары и Хорезма, — читал теперь уверенно и громко Файзи. — Советские республики Средней Азии стоят перед новой авантюрой английских империалистов, на этот раз связанной с именем Энвер-паши…» О, — прервал Файзи чтение, — вот он, проклятый. Имя его жжет мне мозг с того дня… Эх, вырвался он из моих рук!
— Читай, друг!
Набрав побольше воздуха, Файзи читал дальше:
— «Этот злополучный герой германо-турецкого союза, вовлекший Турцию в кровавую империалистическую войну и доведший свою родину до краха тысяча девятьсот восемнадцатого года, ныне совершенно дискредитированный в глазах широких масс турецкого народа, борющихся за свое национальное освобождение под руководством правительства Кемаля рука об руку с великой советской федерацией. Энверу больше нет места в рядах новой возрождающейся Турции, и он ищет другого поприща для удовлетворения своего властолюбия. Правда, он некоторое время прикидывался другом советской власти, надеясь совершенно неосновательно на поддержку России в его махинациях и заговорах против правительства Кемаля. Но уже осенью тысяча девятьсот двадцатого года съезд народов Востока в Баку выказал недоверие Энверу, не допустив его в свою среду. Когда Энвер окончательно убедился в тщетности своих попыток играть политическую роль в Турции, он пробрался в Восточную Бухару и стал там во главе антисоветского басмаческого эмирского движения. Объединившись с черносотенной эмирской сворой Мулла Кагара, Ибрагимбека, Ишантулла и других, восстановил во власти беков, ввел в занятых им районах эмирские порядки…»
— Проклятый! — не удержался Юнус.
— Проклятый негодяй! — подхватил Файзи. — Бедный мой народ. Слушай дальше, что тут написано: «…Все это ясно говорит о существовании единого контрреволюционного фронта, начиная от английских империалистов, русских и грузинских меньшевиков и кончая эмиром бухарским, ферганскими и бухарскими басмачами, Энвер-пашой и Джунаид-ханом… Военными властями обнаружены в энверовских бандах английские винтовки и обмундирование. В перехваченном письме ферганского курбаши Муэтдина к Исраилу сообщается о наличии у Энвера, с его слов, английских инструкторов…»
Долго они при неверном свете костра читали и перечитывали еще воззвание Средазбюро.
Несколько раз вслух и про себя Файзи прочитал заключительные строки воззвания:
«Комитеты партии Бухары, Хорезма и Туркестана должны напрячь все свои силы для того, чтобы разъяснить последнему дехканину, чего добивается Энвер, чьим интересам он служит и насколько вредна его деятельность для дела раскрепощения Востока.
Только общими усилиями трудящихся Бухары, Туркестана, Хорезма и их красных войск будет уменьшено количество кровавых жертв от преступной авантюры Энвера и будет достигнут мир, желанный для трудового населения всех восточных советских республик.
Да здравствует мирный и честный труд! Долой происки английских империалистов!
Смерть предателю народного дела Энвер-паше!»
Файзи кончил читать, поднял руку с воззванием и, точно клятву произносил, выкрикнул:
— Смерть Энвер-паше!
— Смерть Энвер-паше и всей эмирской своре! — вторил ему Юнус.
Тщательно разгладив на колене воззвание, Файзи спросил:
— Где ты достал это?..
— Как где? — заторопился Юнус. — Мне его человек из ЦК дал на курултае Коммунистической партии Бухары. Машиниста Валиджана Закира помнишь? Он тоже делегат курултая. Я с ним рядом сидел. Он сказал: всем читай, подымай людей. Я читал и думал и уже придумал… Максума-водоноса знаешь? «Энвер тянет лапу к власти, — говорит он, — чем он лучше эмира-собаки?» Максум хочет записаться добровольцем в Красную Армию. С ним водоносы с Лябихауза: Валиджан Беспалый, Олим, близнецы Хасан и Хусан. Все говорят: «При эмире спину надрывали под бурдюками с водой, ох, вода тяжело весит. Что ж, к этому вернуть он нас хочет? Лучше на плечо ружье повесить».
Файзи засмеялся. Все смеялось в нем: и рот, и зубы, и глаза. А морщинки от уголков глаз разбегались многими лучиками к вискам.
Никогда Юнус не видел друга Файзи смеющимся, и ему так это понравилось, что и он сам рассмеялся, но слова, которые он услышал, оборвали смех и сделали его серьезным.
— Скажите пожалуйста, как расхрабрился брат мой Юнус. Ты же только сейчас говорил: «Хватит. Повоевал. Теперь пусть другие повоюют». Да и что затеваешь, не понимаю я… Один хочешь воевать с Энвером, что ли? Да у него легион кровожадных вояк, скажу я тебе. А ты один.
— Эх, Файзи, Файзи! Один волос отец дал сыну. «Разорви!» — сказал. Сын разорвал. Два волоса дал. Разорвал. Ссучил отец много волос. «Разорви», — сказал. Не смог.
— Что ты мне сказки рассказываешь? Я много сказок тебе расскажу. Пей вот лучше чай, пока горячий, согревает.
— Один Юнус — бродячий пес. Стая набежит — разорвет. А двадцать Юнусов! Ого, сила! Подожди, я не досказал. Еще Аббас, разносчик хлеба, со мной говорил. Тот, что около купола золотошвейников десять лет кричал: «Есть лепешки с маслом! Есть сдобные! Есть домашние!» Он нашел во время штурма Бухары револьвер. «В сердце моем, говорит, проснулся лев, хватит лепешки разносить. Воевать пойду…» А Рауф, а Хаким, а еще один Хаким — все из караван-сарая конюхи… все говорят: «Почему, почему после революции джадиды не придушили казиев-взяточников, раисов — торговцев женскими телами, помещиков — пожирателей денег, а?» И все добавляют: «Если пойдет теперь на Бухару Энвер, все эти казии, раисы, баи с отточенными ножами выйдут на улицу».
Файзи только пожал плечами.
— Я беседовал с Валиджаном Закиром, — продолжал Юнус. — Он сказал: «Правительство Бухары приняло решение мобилизовать в бухарскую Красную Армию тысячу людей. Оружие мы вам выдадим, патроны, пулемет. Дай список людей. Составим отряд, коммунистический отряд! И в дело!» Слышишь, Файзи?
Но Файзи все прихлебывал обжигающе горячий чай и, словно в сомнении, покачивал головой. Вдруг он вытащил из-за пазухи большой лист бумаги с синей круглой печатью, со звездой посередине. Помахал перед носом Юнуса и заявил:
— Видишь?
— Что это?
— А я лучше прочитаю тебе.
И он прочитал:
Настоящий мандат дан товарищу Файзи Сами в том, что ему, Файзи Сами, именем Бухарской народной республики поручается создать из верных делу III Коммунистического Интернационала пролетариев и трудового дехканства коммунистический добровольческий вооруженный отряд. Предлагается всем учреждениям и командованию Красной Армии оказывать командиру Файзи полное содействие в его борьбе с басмаческой контрреволюцией и агентом империализма Энвером во имя светлых идей революции.
Секретарь ЦК Коммунистической партии большевиков Бухары»
Юнус ошалело смотрел на друга.
— Тауба! — еле выдавил он и вдруг с победным воплем вскочил, облапил Файзи и стиснул его в объятиях.
— Ф-фу, — пыхтел Файзи, — а еще говоришь: покалечил меня собака назир, мол, полмужчины от меня осталось. Да ты так задушишь, друг, совсем…
— Какой хитрый! Сидит, слушает! «Ох!» — говорит, «вох!» — говорит! Ничего не выйдет, говорит. Я не могу, говорит. Ай-яй-яй.
Юнус никак не мог успокоиться, что Файзи про вел его.