Набат
Шрифт:
— А я тебе нравлюсь? — закокетничала Марья.
— В каком смысле?
— Ну, вообще, — опустила реснички она.
— Со страшной силой! — сказал Аркадий и одним взмахом развалил сучковатое полено надвое.
— Нет, ты вправду…
Аркадий придержал новый взмах:
— А если вправду…
Говорить — подрасти, мол, там видно будет — Аркадий не хотел. Девчонка с характером, обуздать ее нрав можно откровенностью, искренним теплом или твердой надеждой, что пыл ее не погасят насмешки.
— Мне, Маша, боевая подруга нужна, — решился Аркадий. —
Вдох, два выдоха. Она кивнула быстро, боясь пропустить самое главное.
— Мне жена нужна, Маша, — закончил он кратко и принялся за дрова.
Марье ничего не осталось, как идти назад.
— А если я приготовлю обед? — спросила она стеснительно у Трифа, который хлопотал на кухне.
— Поп… попробуйте, Марья, — столь же робко ответил он. — Я помогу.
И как-то отошел Аркадий на второй план, уступил место Трифу.
«Понимаете, Маша, — поучал он, — таинств нет вообще нигде, а в готовке в частности. Нужен смак. Продукты можно испортить тремя способами: переварить, пересушить, пережарить. Если этого не случилось, тогда вы можете давать название тому, что у вас получилось. Допустим, вы готовите обычный суп, а картошку бросили раньше мяса. Тогда дождитесь, когда она сварится, и подавайте на стол под названием «Квазицкая уха мясная». Вкус будет специфический. Дурак не заметит, умный не скажет. Под впечатлением от названия ваши едоки съедят все, выпросят добавки, а пока они не прислушались к своему желудку, скормите им остатки, ибо основная заповедь хозяйки: «Чем в газ, лучше в вас».
Пока никто не отравился», — отмечал Триф всякий раз после еды, хотя Марья полагалась не только на теорию, а дергала Трифа постоянно, отвлекая его.
— Маша, достаточно! — взмолился он однажды. — Либо вы аки Христос в пустыне, либо я возвращаюсь к обязанностям главного кормильца.
— А чем он занимался в пустыне? — сглаживала выпад Марья.
— Размышлял.
— О чем?
— Как жить дальше.
— За это его распяли?
— Интересный подход к теме, — забыл обиду Триф. — А знаешь-ка, ты права. Любой человек, мыслящий неординарно, раздражает окружающих, а посягающий на правила жизни окружающих по меньшей мере достоин изгнания в пустыню.
— А до Христа так ничего и не было?
— Как ничего не было? — не понял Триф.
— Против кого он восстал? — пояснила Марья.
— Так, э… Как против кого? Против генералов иудейской церкви.
— Еврей против евреев? Еретик?
— В какой-то мере. Время потребовало новой религии, — отвечал Триф, напрочь забыв урок, который ему преподала однажды дерзкая девчонка.
— А почему сейчас никто не восстает против Церкви? — наседала Марья. — Неужто с тех пор все гладко и ничего менять не надо?
Триф выпучил глаза:
— Ну… во-первых, с тех пор в Церкви многое изменилось, были и расколы, и гонения…
— Нет, вы мне с самого начала. Была еврейская религия, так?
— Иудейская, — поправил Триф. —
— А Иисус Христос создал религию для всех остальных. Так?
— Допустим, — кивнул он, домысливая, куда на этот раз влечет его шустрая девица.
— Но сам-то он еврей был?
— Иудей.
— И чего он нового сделал?
— Создал новую религию, — сказал Триф и покраснел от собственного кондового ответа. Любой поп грамотно и толково объяснит заблудшему в дебри еретизма, что вера не обсуждается и лишь Богу-вседержителю дано думать за всех живущих на земле, а он, весь из себя грамотей, не может толком объяснить, что есть вера.
— Ничего нового он не создал, — донеслось до него, как из преисподней. — Его самого еврейские попы придумали. Вот! — победоносно закончила она.
— А я с тобой не спорю, — сам собой нашелся ответ. — Но как ты до этого додумалась? Или подсказал кто?
— Нам талдычили на уроках Закона Божьего: «Читайте Библию». Там, дескать, смысл жизни и се суть. Я пробовала, а там все сплошь про евреев. Никакой сути. И поняла я, что еврейские попы скормили язычникам «Квазицкую уху мясную». Они, видать, хотели что-то особенное приготовить, а у них не получилось, тогда это скормили глупым.
— Какую уху? — не понял сразу Триф.
— А такую! Вы сами учили меня: если не получается блюдо, дай ему новое название. Евреи свою веру не могли проповедовать, силенок в те годы не хватало: то в плен их брали, то избивали, то гнали отовсюду, вот они и решили создать мессию, который станет сплачивать еврейский народ. А у Иисуса, видать, свои планы были, хотел возвыситься. И ведь не попы еврейские, а его ближайшие друзья сочинили сказочку, будто Господь Марию трахнул в образе лучика света, и такой от этого чудный мальчик появился, как Ленин прямо, а римляне спохватились и поняли, что появился обычный засранец, бунтовщик с амбициями, вот его и казнили. Если бы в нашей стране стояли римские легионы, разве могла бы шайка бесштанных большевиков народ поработить?
— Марья, что я слышу? — пораженный, вскочил Триф.
— А что вам не нравится? — пожала плечами Марья, и только. — Прибалдели от правды?
— Вот именно, — осознал происшедшее Триф. — Именно прибалдел. Простота убивает.
— Устами младенца глаголет истина, — язвительно напомнила она. — Я, между прочим, не дура и слышала, что вы научно хотите доказать, что Христова вера зашла в тупик и новая вот-вот свалится с неба, а это и ежику давно понятно.
— Что понятно? — собирался с мыслями Триф.
— А то. Хоть нас, молодых, и собирают в отряды «юных христиан», нам все это до одного места. Знаете, как у нас в отряде мальчишки девчонок убалтывают? «Чем займемся: грехом или непорочным зачатием?» Потрахаемся или минет? — пояснила она. — Никто не верит поповским сказкам, только посмеиваются. Нас кормят, одевают. Васька слушает да ест.
— Но без веры нельзя жить, — робко вставил Триф.
— Дядь Илья, а во что верите вы? — в лоб спросила Марья.
— В святой дух, — твердо ответил он.