Набег
Шрифт:
— Думаю, надо свернуть на проселок. Отыскать хуторок или деревеньку и там вызнать, какие дорожки нехоженые есть до Смоленска. Места я здешние знаю не шибко. Но бывать приходилось. — Инышка впервые в жизни врал, но это ему на удивление самому себе давалось легко. — Пойдем чуть правее на Сежу. Есть у меня там где заночевать.
— Веди, витязь. Тут моя наука кончается.
Скряба просчитал все. И как нужно «освобождать» пани из застенка, и когда должен выскочить гонец, чтобы состоялся «перехват» послания, и вымерял да объяснил дорогу до одинокой хаты, в которой
Они съехали с большака на тропинку, которая замысловато петляла между деревьями. Солнце взошло, и золотые капли рассвета бусинами играли на блестящих, еще не отошедших от ночного заморозка ветвях. Было поразительно красиво, светло и чисто. Полужников удивился тому, как много еще снега в здешних лесах. У них с южной стороны уже почти весь потаял. По тропе совсем недавно прошла пара коней с ездоками, это было видно по глубоким следам от копыт.
— Недавно кто-то прошел! — Ядвига обратила внимание на следы.
— Оно и понятно. Я же тебя не к Бабе-яге веду, чай, к людям надежным.
— А откуда взялась в ваших сказках Баба-яга?
— Баба-яга, костяная нога — у нас еще так говорят. Я тоже спрашивал у стариков. Все говорят, мол, это мамка Кощея Бессмертного. Но я как-то засумлевался. Потому как Кощея-то ведь нет на самом деле. А вот один старый казак мне такое поведал. Дескать, Яга-то, она не баба, а граница между явью и навью.
— Интересно? Между явью и навью?
— Ну да. В древности, пока Христос еще на Русь не пришел, считалося, будто есть разные такие, понимаешь, царства-государства. Вот в одном мы живем — это явью зовется. Но, чтобы увидеть правь и навь, нужно свое в яви отжить. В общем, умереть по-настоящему. Тогда только сможешь увидеть другие царства. Яга и живет как раз на границе этих государств. Но бывали случаи, когда живые люди хаживали в Кощеево царство. Но это было шибко давно, пока, говорю, Христос на Русь не пришел.
— Очень захватывает. У нас тоже есть мифология.
— Хто у вас имеется?
— Да так. — Ядвига улыбнулась и махнула рукой. — К Бабе-яге, костяной ноге, значится, не пойдем? — Этим «значится» она тепло передразнила Инышку.
— Не-е. Ну ее к бесу. Вон гляди-ка, косой петлял не так давно. — Инышка пальцем показал на заячьи следы. — А вот и рысь побывала. С этой девкой, скажу тебе, шутки шутить — что черта дразнить! — Он достал пистоль и стал на ходу забивать в него пулю.
— А говоришь, к Бабе-яге живые хаживали в стародавние времена. А вот я бы ее смогла увидеть.
— Не-е. Ее только русский человек может увидеть!
— А других что же, она зажаривает?
— Другие ее вовсе не видят. У других своя нечисть по сказкам ходит. А зажаривает, тут ты права. Сажает
— Долго ли нам еще до твоей хаты с надежными людьми?
— Уже скоро. Нам ведь по свету нельзя. Так что, пока солнышко, отсидимся. Ты, пани, отдохнешь, как след. А я оружьем займуся.
— Но мне очень интересно. А Кощей, откуда он?
— Он бессмертный. Вся сила его в яйце, в котором иголка. Ежли иголку сломить, то Кощею конец. Он девок любит уволакивать да к себе в жены звать! — Инышка с прищуром посмотрел на Ядвигу.
— Ох и страшно-то как! И много науволакивал?
— Много не много, а Василису умыкнул. Да чего тебе этот Кощей сдался?
— Люблю сильных мужчин, которые умыкнуть вот так запросто могут и ни Кощея, ни воеводы, ни самого государя не побоятся! — Крылья ноздрей у нее красиво напряглись и побелели.
— Э-э, у нас таких немало. — Полужников заметно сбавил тон и осип.
— Вижу-вижу. Не думала, не гадала, что вот так свободу обрету. А как тебе больше нравится, когда тебя Инышкой называют или Иннокентием, — и после небольшой паузы, — Пахомовичем?
— Что тебе сказать, пани. Инышкой то, конечно, привычнее. Но уже пора думать да привыкать, чтобы значится как положено Иннокентием Пахомовичем. Так ведь и без «Пахомовича» можно.
— Ты не против, если я тебя по-старому звать буду: Инышкой.
— Не-е, пани. Зови как хошь, только не горшком.
— Горшком?
— Горшок в печку ставят. А я туды не хочу. — Инышка осклабился.
— Ты мой витязь и спаситель! А еще я хочу, чтобы ты был и моим теплом и нежностью.
— Дак…
— Я понимаю все, мой избавитель. Ты ведь в ту хату путь держишь, куда ходить привык. А зачем казаку так далеко лететь? Значит, земли под ногами коня не чует. А коли земли не чует, то явно дивчина замешана.
— Пани, гляди, к тебе в сапог таракан ползет!
Ядвига взвизгнула, но тут же рассмеялась. Ну, какой таракан в холодном лесу? Прыснул и Инышка.
— Не хочешь говорить по душам — и не нужно. — Полька сияла такой запредельной улыбкой, что у Полужникова свело челюсти и покатились слезы.
— Я вот давай тебе лучше про русалок расскажу. Могу про водяного царя и про цветок папоротника могу. А еще про кикимор болотных.
— Не нужно. — Она подъехала и накрыла ладонью его рот. Привстала на стременах, обхватила за шею и крепко поцеловала в губы.
— Пани, — казак не узнал своего голоса, — скоро уже хата.
— Лихой казак хаты испугался? Уж не думала. Или хозяйка приревнует? Тогда дело серьезное, Иннокентий Пахомович.
— Серьезно! Вы бы потише балагурили! — Мощная рука в рукавице вынырнула откуда-то из недр ельника и взяла под уздцы лошадь Ядвиги.
— Ого, а вот и леший! Сейчас к Бабе-яге отведет! — Радзивил явно посетило игривое настроение.
— Попроси его, чтобы он нас лучше к поляку отвел! — Инышка сдвинул брови.