Набег
Шрифт:
Второй нападавший резанул воздух над головой казака саблей. Инышка бросился ему в ноги кубарем, эффектно подсек ногой и довершил начатое клинком, вонзив острие в землю аккурат под самым плечом между рукой и туловищем. Стрелец захрипел и очень искусно задергал ногами, словно в судорогах.
— Получите, псы романовские! По коням, пани! У меня всё готово!
Они вскочили в седла и понеслись по темной улице на простор невидимого поля. В спину им неслись проклятия, брань, гремели выстрелы. Через час бешеной скачки Полужников сдержал коня.
— Попридержи, ясновельможная! Коней загоним! А нам еще скакать да скакать!
— Неужели вырвались! Я не могу в это поверить! Как тебе это удалось, Инышка?
— Да и сам не знаю. Со страху чего только не получится! Я вот сказать хотел-то чё. Давеча ведь я пошутил маленько. Инышкой меня в детстве только кликали. А зовут-то меня, ежели по взаправде, Иннокентий Пахомович Полужников! — Инышка проговорил последние три слова с особым чувством гордости.
При другой ситуации Радзивил заметила бы чрезмерное старание казака, когда тот произносил полное имя. Но сейчас, после допросов и даже легкой пытки, она не заметила никакой странности.
— Иннокентий Полужников, значит! Красиво и даже благородно! А ты всегда так говоришь: Ин-нокентий? — Она, улыбаясь, попыталась передразнить Инышку. И от этой улыбки у казака опять захолонуло сердце.
— Эт я от волнения, пани, — ответил Полужников пересохшим горлом.
— Что же ты теперь делать собираешься, Ин-нокентий Полужников? Свои казнят, к ним нельзя назад. Только на службу польской короне остается.
— А мне теперь и некуда боле, как к польскому царевичу. Чудно смотришься во всем стрелецком-то!
Она и впрямь выглядела по-цыплячьи хрупкой в грубом кафтане, в шапке, наехавшей на глаза, в огромных мужицких сапожищах. И от того еще крепче жгло у казака за грудиной.
— Предложить свой меч европейскому правителю всегда считалось высокой честью для витязя! — Она посмотрела на него, слегка склонив голову набок.
— У меня хорошая сноровка в энтом деле. Саблей крутить ух я охочь…
Полужников не успел договорить, потому что в ста шагах от них из леса выскочил всадник и понесся по набухшей от грязи и снега дороге.
— Никак гонец московский! Вот и выпал случай послужить короне вашей!
Инышка вонзил каблуки в конские бока и погнался вслед. На ходу рванул из-за пояса пистоль, вскинул словно играючи и выстрелил. Горьковатое облачко дыма. Конь с размаху рухнул мордой в жижу. Всадник, вывалившись из седла, свалился рядом. Из лошадиного уха ударил фонтан крови. Полужников подлетел с обнаженной саблей, ловко перегнулся, сверкнуло лезвие, и человек уже недвижим. Рука казака ловко вытащила из-за пазухи «убитого» конверт с воеводским сургучом.
— Точно гонец, пани! Я читать не горазд. Может, ты разберешь? — Он снова вскочил в седло и отъехал к Радзивил, которая едва успела сообразить, что произошло и находилась еще на приличном расстоянии.
— Как много крови! — Она поморщилась и отвернулась от кровавой картины.
— И то верно! Чуть отъедем отседова.
— Хм. Письмо можайского воеводы государю московскому Михаилу Федоровичу!
— Эт ничего себе! — Инышка присвистнул. — Чего ж пишет?
— А пишет, — Радзивил округлившимися глазами посмотрела на казака, — тут большой политик, Иннокентий!
— Если тайна какая, то не сказывай. Я человек не гордый. — Полужников делано отвернулся.
— Дела серьезные!
— Я хотел тебе тоже об одном деле рассказать. Да думаю, как случай подвернется, поведаю. Я подслушал-то чего нечаянно. Вроде Карача жив. Ранен токмо. Но уже сколь идет на поправку. А еще слышал, будто татары казанские хотят Москву поддержать противу поляка и пойдут-де на Киев.
— Так об этом и здесь написано! — Пани не отрывала взгляда от письма, перечитывая его вновь и вновь.
— Мудрено как-то!
— Что мудрено?
— Почему гонцы от казанцев к воеводе можайскому прибежали, а не к московскому царю напрямки?
— А вот тут, в письме, все объяснено. Гонец пришел с устным посланием. Так часто делают, чтобы избежать перехвата. Поскольку на Москве сейчас никого из военачальников нет, то послание передали Скрябе. Он тылы московские прикрывает. Понял?
— Понял, да с трудом?
— Учись думать, Иннокентий. Иначе будешь только сабелькой во поле играть, да так голову и сложишь. А можно попробовать большим человеком стать.
— Ты меня обучай, пани. Я до учебы-то шибко ловок бываю.
— Скряба ваш прикрывает тыл, потому гонец пришел к нему.
— Эт я понял.
— Далее воевода с одним гонцом посылает послание в письменном виде. С другим — в устном. Это для надежности. Вдруг кто-то не доскачет? Казанский гонец идти сам не может. Он не знает местности и где нужно опасаться разъездов противника. Теперь понял?
— Вот теперь, кажись, доходит. Ишь, всякой науке нужно обучаться по-сурьезному.
— Нам необходимо срочно доставить это письмо в польский штаб. Если казанцы ударят по Киеву, их поддержат казаки Сечи. Начнется страшная война. И тут уже не до Москвы. Смоленск мы и так отстояли. А на Москву сейчас нельзя.
— Нам бы на московские разъезды не напороться. Ваших сыскать за спиной московского воинства не просто будет.
— Я не думаю, что будет не просто. Но и легкой жизни тоже не жди.
— А Карача?
— Еще и Карача. — Радзивил прикусила нижнюю губу и сглотнула горький ком. — Джанибек не должен знать, что он жив. Пока крымский хан одержим местью, ни одна сила его не остановит. Что же так все не гладко выходит!
— Как поедем, пани? Основной дорогой нам нельзя. Заметят.
— Как ты предлагаешь?