Наброски и очерки Ахал-Текинской экспедиции 1880-1881
Шрифт:
– А дрова-то у тебя есть?
– Да вот земляки, поди, щепочек от снарядных ящиков дадут, - обратился он к группе артиллеристов.
– Ишь брат ловкий тоже, у нас у самих мало, не знаем хватит ли до завтрева! Ах ты, пес тебя заешь, ишь как жаркнул.
– Последнее замечание относилось к фальконетной пуле, с шумом шлепнувшейся в самый верх бруствера.
Жжии-шлеп!
– еще одна взвизгнула и щелкнула в стенку. Tax, тах, тах затрещали ответные выстрелы в цепи.
– И чего это его под вечер кажинный день палить заставляет?
– говорит матрос, вколачивая камнем гвоздь в подошву починяемого сапога.
– А это потому, братец мой, - говорит поручик Берг, подходя к брустверу с биноклем, - что под вечер солнце, как заходит, так нас лучше освещает, ему виднее, вот он и палит...
Шлеп, шлеп...
– Фу ты, дьявольщина, эти скоты читать не дают, - слышится голос рассерженного гардемарина, лежащего поджавши ноги в своей берлоге и читающего какую-то книгу, на которую, так же как и на фуражку, насыпалось порядочно земли от попавшей в бруствер пули.
– А ты не сердись, потому вредно, - замечает Берг и со вниманием что-то рассматривает в бинокль.
– Выпалил опять, ваше б-дие, - говорит молодой солдатик, осторожно высматривающий, что называется одним глазом, из-за бруствера, и при этом колени у него сами собой подгибаются и голова уморительно уходит в плечи.
Фьюить!
– фальцетом запела пуля и шлепнулась в орудие, сильно зазвеневши от удара.
– Ах, земляк, земляк, - укоризненно качает Берг головой, обращаясь как бы к выстрелившему текинцу, - и не стыдно тебе казенную вещь портить?
Солдаты хохочут; поручик их любимец: вечно веселый, разговорчивый, гуманный к солдатам, никогда не кланяющийся пулям, он стал солдатам особенно симпатичен.
– Да что ты все читаешь, Александр Александрович, брось, - обращается Берг к гардемаину.
– Ах не мешай, тут брат такой раздирательный роман: убийство на убийстве.
– Вот тоже голова! Восхищается убийствами в книге; да кабы ты не читал, так сам бы убил давно пару-другую текинцев! Посмотри только, сколько их выползло!
Как бы в подтверждение слов Владимира Александровича, завизжало несколько пуль, посыпалась глина со стены Калы.
Гардемарин выскочил из своей ямы, взял бинокль и подошел к брустверу.
– Посмотри левее, против дерева, видишь четыре папахи, - указывает Берг, - вот один выстрелил, видишь дым? Ах нахал, один в красном халате бежит к башенке...
Трах, та-та-тах - затрещали берданки стрелков впереди Калы.
– Ага, пропал, видно, убит... Нет опять, эх ушел за башню!
– Петров!
– кричит гардемарин.
– Берданку и патронов! Живо!
– Есть!
– отзывается матросик.
Через несколько минут является матросик с требуемыми предметами.
– Сколько до башни?
– спрашивает моряк у Берга.
– Двести саженей с хвостиком, - отвечает тот.
– Ну, стреляй, я смотреть буду в бинокль.
– Подождите, подождите, господа, и я поохочусь, - слышится голос прапорщика Ст-кина, вылезающего из низенькой двери Калы и идущего медленным шагом как раз по обстреливаемому неприятелем пути. Свистнуло несколько пуль, и прапорщик схватился за левое плечо.
– Кажется, зацепило, - проговорил он сквозь зубы и при этом посмотрел на пальцы правой руки, отнимая ее от плеча; нет ничего, крови не видать, значит, контузило только, и он пошел навстречу Бергу, бежавшему узнать, что с ним.
– Ну что?
– спросил на ходу Берг.
– Пустяки, погон сорвало только. Эй, Наумов! Дай-ка винтовку да десятка два патронов, вот я им покажу, как пугать добрых людей!
– Ступайте живее, голубчик, - послышался голос гардемарина, - я уже нашел славную мишень для начала, только - чур не горячиться, стрелять с выдержкой, а то, как вчера, упустим!
– Слава Богу! Не первый день держу винтовку в руках и не первого человека подстреливать приходится, - немного обидчиво ответил прапорщик и подошел к гардемарину, зарядившему винтовку и в кого-то тщательно прицеливавшемуся.
– Ты в кого?
– спрашивает Берг.
– А вот у завала, под деревом, какой-то храбрец высунулся по пояс. Ну смотри же хорошенько!
Медленно нажимает моряк на спуск. Тррах!
– Направление чудесное, но недолет, - говорит Берг, с вниманием следивший в бинокль: "кувырнется" текинец или нет.
Противник не замедлил ответить. Шмелем прогудела фальконетная пуля, и очень близко.
– Вот дурень-то, - замечает Владимир Александрович, - ты стреляешь, а он на меня сердится, чуть-чуть не убил, даже ветром в ухо пахнуло, так близко.
Прапорщик и моряк окончательно входят во вкус и посылают пулю за пулей халатникам.
– Вбили одного, ваше б-дие!
– кричит солдатик из цепи.
– Вот, видать, в крепость несут.
– Так что же вы, чертовы куклы, не стреляете?
Ответом служит перекатный залп стрелков.
– Ловко! Из несущих один упал, а другой бежит, так его, ребята! Жарь! Эх ушел-таки!
– Он, ваше б-дие, помирать пошел, наверно, уж его поранили, - острит матросик.
– Что за трескотня такая?
– слышится голос коменданта, лейтенанта Ш-на, только что проснувшегося и подымающегося без фуражки со своего ложа.
– А ты фуражку-то надень, - советует пресерьезно Берг, - а то цель больно хорошая, - добавляет он, намекая на огромную лысину, украшающую голову почтенного коменданта.
Ш-н хохочет и поднимает свою фуражку, свалившуюся во время сна.
– Много, греховодники, отправили вы народу в Магометов рай! обращается комендант к гардемарину и прапорщику, зорко всматривающимся вперед, держа винтовки на изготовку.
– Однако подвалили, с прежде бывшими - шестой. Группа офицеров, с сверкающими на солнце погонами, привлекает внимание текинцев, и они начинают "угощать".