Начало нас
Шрифт:
Проведя рукой по лицу, я пытаюсь стереть остатки воды, оставшиеся на коже. Значит, то, что я не сдаюсь перед хулиганами, — это высокомерие?
Я разорена, но не позволяю им победить.
Бедная, маленькая, неуверенная в себе Дженни и ее парень-мудак.
Я открываю глаза, смотрю в потолок, и холодный смех срывается с моих синяков и все еще кровоточащих губ.
— Думаю, я провалю тест, — говорю я вслух, ни к кому конкретному.
Ужасное чувство покалывает мою грудь, смесь отчаяния и разочарования.
С трудом поднявшись на ноги, я подхожу к раковине. Девушка, смотрящая на меня в отражении зеркала, неузнаваема. Мои волосы мокрые, спутанные пряди прилипли к лицу. Тушь оставила черные полосы на щеках, а глаза налились кровью. Мои губы опухли и в синяках. Лицо у меня бледное, за исключением правой щеки, которая от пощечин Дженни приобрела уродливый фиолетовый оттенок. Ее кольца, должно быть, зацепились за мою кожу, потому что на моей щеке два грубых пореза.
Я ненавижу это… это чувство никчемности.
Какова моя ценность сейчас?
***
Насыщенный пикантный вкус пиццы наполняет мой рот, и мои вкусовые рецепторы покалывают. Мягкая, упругая текстура хлеба, сладких и пикантных помидоров и творога. Соленые оливки, кислые ананасы и жевательное жареное мясо.
Все на вкус как рай, и чувство эйфории от обжорства разливается по моему телу. Хотя я знаю, что как только закончу, меня охватит отвращение, и необходимость очиститься одолеет мои чувства.
Но сейчас я просто не могу перестать набивать себе лицо всем ароматным и изысканным.
Мой мозг едва замечает отсутствие контроля, а руки трясутся, но отчаянно пытаются дотянуться до следующего куска пиццы. Я не могу остановиться. Мне нужно это.
Я не могу заполучить эту еду, ту еду и всю еду передо мной. Это шведский стол, но этого недостаточно. Шведский стол, который я не могу съесть достаточно быстро.
Мой мозг даже не распознает калории, которые я набиваю в свое тело. Все мои чувства наполнены чистым блаженством — восторгом, который приходит от удовольствия.
Мне нужно больше.
Ничего, если я съем еще кусочек… это будет последний кусок, который я съем.
Ложь. Ложь. Ложь.
Половина моей тарелки очищена, и тут меня начинает бить. Эйфория и адреналин, сопровождающие мою еду, сменяются чувством вины и стыда. Печаль и гнев.
И все же я не могу остановиться.
Это не верно.
Но я не могу остановиться.
Я засовываю в рот еще одну ложку взбитых сливок и не останавливаюсь, пока контейнер не опустеет.
Мне нужно остановиться. Это плохо.
Всхлипнув, я роняю пустой контейнер из-под взбитых сливок и хватаю упаковку «Орео». Я засовываю в рот три печенья «Орео» и жую, пока у меня не болит челюсть и не сводит
Почему я это делаю?
Почему я, черт возьми, не могу остановиться?
Никакой больше пиццы, никакой «Нутеллы», никаких взбитых сливок, никакого печенья «Орео», никакого хлеба, углеводов и калорий. Больше никаких…
Громкий настойчивый стук прерывает мои мысли, и я бросаю сверток себе на колени.
— Райли? — моя мама стучит из-за двери. — Что ты делаешь? Нам нужно уходить через пять минут. — Голос у нее холодный и строгий.
Чего-чего?
— Что? — спрашиваю я достаточно громко, чтобы она услышала меня через дверь. — Уходить, куда?
Она снова стучит в дверь.
— Открой эту дверь прямо сейчас!
Мои глаза расширяются, и меня охватывает паника. Спрыгнув с кровати, я тащу все вниз, пряча поднос и весь мусор от переедания под кровать.
Я не могу позволить своей матери увидеть это.
Она никогда не узнает.
Никто никогда не узнает.
Это мой ужасный секрет.
Я быстро провожу рукой по лицу, собирая остатки крошек, чтобы убедиться, что я достаточно презентабельна для Норы Джонсон.
Когда я открываю ей дверь, она едва удостаивает меня взглядом, проталкиваясь мимо меня, чтобы пройти в мою комнату.
— Почему ты еще не одета?
В замешательстве я могу только смотреть на нее. У меня раздувается живот, и я чувствую урчание глубоко внутри. Никто еще не заходил ко мне, пока я переедала. И еще ни разу меня никто не прерывали, прежде чем я смогу очиститься.
Кровь ревет между моими ушами, и меня тошнит.
— Райли! Ты меня слушаешь?
Я едва могу сосредоточиться на раздраженном голосе матери, когда она разговаривает со мной.
— Что?
— Как можно забыть о рождественском гала-концерте?
Я моргаю.
— Я думала, что это завтра.
Ее глаза сверкают смертоносным блеском.
— Нет, ты глупая девчонка. Это сегодня вечером.
Именно сейчас я замечаю наряд моей матери. На ней серебряное вечернее платье и ее любимая черная меховая накидка на плечах. В руках у нее клатч, украшенный облачным жемчугом, и тяжелое бриллиантовое колье на шее.
Она выглядит шикарно и элегантно — дорого, точно так же, как та Нора Джонсон, которая известна. Идеальный образ богатой жены-миллиардера.
Она смотрит на меня раздраженно, как будто я непослушный ребенок.
— Сегодня вечером, — говорю я безучастно. Как я забыла такое важное событие? Мой отец упоминал об этом при каждой возможности. Благотворительный гала-концерт — это мероприятие, позволяющее ему собрать больше социальных связей. Ему нужна вся возможная поддержка, поскольку он баллотируется на пост сенатора.