Начало опричнины
Шрифт:
Продолжая пименовскую традицию, летописец не меняет прежнего лояльного отношения к Москве и к опричнине Грозного. Он верноподданнически называет опричнину «государевой светлостью», обходит полным молчанием события, связанные с опричным погромом, поразительно бесстрастно повествует о том, как опричники травили медведями новгородских дьяков [142] .
Послепименовский летописец, составлявшийся в период господства в Новгороде опричных порядков в 1571—1572 гг., сообщает множество ценных фактов относительно внутренней истории опричнины.
142
Новгородские летописи, стр. 105, 107.
Новгородская третья летопись («Летописец Новгородский вкратце церквам божиим») является поздним сводом, составленным во второй половине XVII в. [143] . Наряду с историей церковного строительства в Новгороде в текст ее включены отдельные записи и повести мирского содержания. Одна из повестей посвящена опричному разгрому Новгорода [144] . Эта повесть, а также прочие записи о времени опричнины составлены были спустя много лет после смерти Грозного. Они носят полемический характер, и к ним необходимо подходить критически [145] .
143
См. Новгородские летописи. Предисловие, стр. XIII.
144
Повесть «О приходе царя и великого князя Иоанна
145
Сбивчива хронология летописи. Казнь Старицкого датирована январем 1569 (7077) г., разгром Твери отнесен к 7077, а не к 7078 г. и т. д.
Послания Курбского к старцу Васьяну подробно исследованы нами и датированы в специальной статье [146] . Основные выводы ее сводятся к следующему.
1) Издатель Посланий Курбского Г. 3. Кунцевич положил в основу своего издания беляевский список первых двух посланий (ГБЛ, собр. Беляева, № 55/1549, скоропись XVII в.) [147] . В действительности беляевский список является сокращенной и притом поздней редакцией посланий. Наиболее древний и самый полный текст Посланий Курбского содержится в Соловецком сборнике конца XVI — начала XVII в. (ГПБ, Собр. Соловецкого монастыря, № 962/852, скоропись начала XVII в.) [148] . Соловецкий список передает ряд подробностей, исключительно важных для верной датировки двух первых посланий в Печоры. Текст третьего Послания Курбского наиболее точно передан в Погодинском сборнике начала XVII в. (ГПБ, Собр. Погодина, № 1567, скоропись XVII в.). Исключительно интересен комплекс документов, составляющих непосредственное окружение третьего послания. Это записка Курбского в Юрьев, его послание Васьяну и царю (из Вольмара), письма Тетерина и Полубенского из Литвы в Юрьев, ответ царя Курбскому.
146
Р. Г. Скр ы н н и к о в. Курбский и его письма в Псково-Печорский монастырь. ТОДРЛ, т. XVIII, изд. АН СССР, М.—Л., 1962, стр. 99—116.
147
Г. 3. Кунцевич опубликовал текст всех трех посланий Курбского Васьяну. (См. Сочинения князя Курбского, т. I, РИБ, т. XXXI, СПб., 1914, стр. VI—VII, № IX, стр. 377—382; № X, стр. 383—404).
148
В состав Соловецкого сборника входят «утвержденная грамота» царя Федора, грамота об избрании царя Бориса, послание к Борису патриарха Иова и «заздравная» в честь нового царя. (См. (И. Я. Порфирьев). Описание рукописей Соловецкого монастыря, находящихся в библиотеке Казанской духовной академии, ч. 2, Казань, 1885, стр. 553—559).
Соловецкий сборник восходит к концу XVI в. и является одним из древнейших сборников, включающих сочинения Курбского.
2) В литературе высказывались мнения, что все три послания Васьяну были написаны Курбским в эмиграции [149] . Я. С. Лурье считает, что два последних послания были составлены после побега автора в Литву, а первое — до его отъезда [150] . Противоположной точки зрения придерживается новейший английский исследователь Н. Андреев, по мнению которого Курбский написал все три послания в Печоры в бытность свою в Юрьеве между декабрем 1563 г. и апрелем 1564 г. [151] .
149
Е. В. Петухов. 1) О некоторых исторических и литературных фактах, связанных с именем Успенского Псково-Печорского монастыря в XVI и XVII вв. — Труды X археологического съезда, т. I, Рига, 1899, стр. 261; 2) Русская литература, изд. 3-е, Пгр., 1916, стр. 183.
150
Я. С. Лурье. Вопросы внешней и внутренней политики в посланиях Ивана IV. — В кн. Послания Ивана Грозного, стр. 472—473, 533.
151
N. Andryev. Kurbsky’s Letters to Vas’yan Muromtsev. — «The Slavonic and East European Review», vol. XXXIII, N 81, London, 1955.
3) Детальная критика источника позволяет уточнить датировку Посланий Курбского. В тексте Соловецкого списка содержатся прямые указания на время составления первых двух посланий Курбского. В начале 1563 г. боярин Курбский участвовал в осаде Полоцка, после чего его постигла царская опала. На смотре в Великих Луках 7 марта 1563 г. он был назначен воеводой в Юрьев Ливонский сроком на год с вербного воскресения, т. е. с 3 апреля 1563 г. [152] . По пути к месту назначения боярин останавливался в Пскове и Печорах, там беседовал с Васьяном и, по-видимому, нашел в нем единомышленника. Вскоре Васьян прислал юрьевскому воеводе церковные книги, и между ними завязалась переписка. В первом послании к печорскому старцу боярин писал: «Книга, глаголемая Райская, ...от вашея святости к рукам моим пришла и некая уже от словес в ней смотрел есми» [153] . Летом 1563 г. Васьян ответил Курбскому, а этот последний написал ему свое второе послание. В нем он уведомил своего адресата о получении книг и заемного счета. «Писанеице твое, любовию помазанное, дошло до меня, а книгу и Герасимово житие и счет летом привезли же ко мне» [154] . Все эти подробности, сохраненные Соловецким списком, крайне важны для точной датировки посланий Курбского. Они доказывают, что первое из посланий было написано никак не позднее лета 1563 г., а второе не ранее осени того же года, т. е. в последние месяцы пребывания Курбского в России. Но второе послание содержало слишком откровенную критику действий царя и высшего духовенства, поэтому оно не было отправлено адресату до бегства боярина за рубеж.
152
Витебская старина, т. IV, Витебск, 1885, стр. 66.
153
РИБ, т. XXXI, стр. 377, прим. 4.
154
РИБ, т. XXXI, стр. 383, прим. 3.
Значительное место в первых посланиях Курбского Васьяну занимали догматические вопросы, в частности вопрос о подлинности пятого (Никодимова) евангелия. (Сам автор назвал позже свое второе послание в Печоры «вторым посланьицем против всего пятого евангелия») [155] . Ничто во втором послании не указывало на какие-нибудь перемены во внешнем положении автора. Вследствие этого нельзя согласиться с мнением Я. С. Лурье, будто Курбский написал второе послание после бегства из России. По всей вероятности, названное послание появилось под непосредственным впечатлением жестокой казни бояр в Москве 31 января 1564 г. [156] .
155
РИБ, т. XXXI, стр. 410.
156
См. Р. Г. С к р ы н и и к о в. Курбский и его письма, стр. 106.
Третье послание Васьяну не было простым продолжением завязавшейся ранее переписки. По содержанию и тону оно резко отличается от первых двух. В нем полностью игнорировались догматические вопросы. Третье послание Васьяну сходно с посланием того же автора царю из Вольмара, датируемым маем 1564 г. Многие места посланий производят впечатление перефразировки одного и того же текста.
Текстологическая близость названных посланий с очевидностью свидетельствует о том, что оба они писались под влиянием одних и тех же событий, в одно и то же время.
Точная датировка трех посланий Курбского печорским монахам позволяет по-новому прочесть многие страницы этого любопытного памятника и расшифровать заключенные в нем политические иносказания.
А. Курбский. История о великом князе Московском. В свое время И. Н. Жданов высказал мнение, что «История» была составлена Курбским вскоре после 1573 г. в связи с толками об избрании на польский престол царя Ивана [157] . Точку зрения И. Н. Жданова уточнил и дополнил А. А. Зимин. Он установил, что Курбский взялся за сочинение «Истории» во время польского бескоролевья (1572—1573 гг.), и высказал предположение, что она была закончена
157
И. Н. Жданов. Сочинения, т. I, СПб., 1904, стр. 158.
158
См. А. Н. Я с и н с к и й. Сочинения князя Курбского как исторический материал, Киев, 1889, стр. 105—107.
159
А. А. 3 и м и н. Когда Курбский написал «Историю»..., стр. 306.
160
Первое послание Грозного к Курбскому было историческим трактатом и по объему составляло примерно половину «Истории» Курбского. На сочинение послания царь затратил менее двух месяцев.
Полагаем, что для решения вопроса важное значение имеют те страницы «Истории», на которых Курбский упоминает о польском короле: «А здешнему было королеви и зело ближаиши; да подобна его кролевская высота и величество не к тому обращался умом...» [161] . Очевидно, приведенные строки не могли быть написаны до смерти короля Сигизмунда II Августа 7 июля 1572 г. Курбский не уточняет имени «здешнего короля», из чего можно заключить, что новый король, по-видимому, еще не был избран (май 1573 г.). Итак, первые разделы «Истории» (а именно в них заключены приведенные выше строки о польском короле) были написаны скорее всего между июлем 1572 г. и маем 1573 г. Последние разделы «Истории» закончены были никак не ранее лета 1573 г., так как в них упоминается о гибели Воротынского, Одоевского и Морозова в середине 1573 г. [162] . Сведения об этих лицах, отмечает А. А. Зимин, вставлены в конец соответствующих разделов, вероятно, потому, что к лету 1573 г. «История» в основном была закончена [163] . В пользу этого мнения можно привести некоторые дополнительные аргументы. Сначала Курбский рассказал, что были убиты Морозовы, мужи, «сингклитским саном почтенныи», среди них Лев Салтыков с четырьмя или пятью сыновьями. Через некоторое время он сделал поправку к своему рассказу: «Ныне, последи, слышах о Петре Морозове аки жив есть; тако же и Львовы дети не все погублены...» [164] . Исправляя раздел о Морозовых, Курбский, по-видимому, еще ничего не знал о гибели самого видного из бояр Морозовых, члена Рады М. Я. Морозова. Главу «О побиении болярских и дворянских родов» Курбский заключил указанием на то, что он не мог вместить в свою книгу все имена, других забыл, но бог помнит всех избиенных [165] . Глава была, по-видимому, завершена, когда Курбский узнал о казни М. Я. Морозова. Поэтому он должен был вписать рассказ о нем после заключения [166] . Исключительное внимание Курбского к роду Морозовых объяснялось тем, что его мать была урожденной Морозовой [167] .
161
РИБ, т. XXXI, стр. 241.
162
Разряды, лл. 478—478 об., 479 об., 481.
163
А. А. Зимин. Когда Курбский написал «Историю»..., стр. 307.
Некоторые сообщения Курбского требуют специального разбора. Так, Курбский пишет, что были убиты В. А. Бутурлин «и другия братия его со единоплемянными своими». (РИБ, т. XXXI, стр. 303—304). Л. М. Сухотин полагал, что под братьями В. А. Бутурлина Курбский подразумевал боярина И. А. Бутурлина и окольничего Д. А. Бутурлина, казненных в 1575 г. По мнению А. А. Зимина, речь могла идти о других братьях В. А. Бутурлина — Афанасии (умер в 1571 г.) и Михаиле. (См. Л. М. Сухотин. Еще к вопросу об опричнине. Белград, 1936, стр. 15; А. А. Зимин. Когда Курбский написал «Историю»..., стр. 306). В. А. Бутурлин не имел думного чина и в смысле влияния и известности далеко уступал своим старшим братьям. Если Курбский упоминает лишь имя В. А. Бутурлина, то, следовательно, он еще ничего не знал о казни его братьев-бояр. При разгроме Новгорода вместе с В. А. Бутурлиным погибли его родственники Г. Д. Бутурлин и Л. Т. Бутурлин. Вероятно, их и имел в виду Курбский. (См. Р. Г. С к р ы н н и-к о в. Синодик опальных царя Ивана Грозного как исторический источник. В кн. Вопросы истории СССР XVI—XVIII вв. Уч. зап. ЛГПИ им. А. И. Герцена, т. 278, Л., 1965, стр. 78).
Английский историк Дж. Феннелл отметил, что в концепцию А. А. Зимина не укладывается такой факт, как упоминание Курбским о казни новгородского архиепископа в 1575 г. (См. J. L. I. Fennell. Prince А. М. Kurbsky’s History of Ivan IV. Cambridge, 1965, p. VII). Согласно одной из новгородских летописей, архиепископ Леонид «бысть на владычестве два года» (См. Новгородские летописи. СПб., 1879, стр. 345). Опираясь на этот факт, В. Б. Кобрин высказал предположение, что после двухлетнего пребывания в Новгороде Леонид подвергся в 1573 г. опале и что под пером Курбского опала превратилась в казнь. (См. В. Б. К о б-р и н. «История о великом князе Московском» в двух зарубежных изданиях.— «Вопросы истории», 1965, № 10, стр. 176). Следует заметить, что известие Курбского о казни Леонида, вероятно, столь же недостоверно, как и известие о казни двух других архиепископов, Пимена н Германа. По свидетельству осведомленного лица, английского посла Д. Горсея, Леонид был приговорен судом к смертной казни, но казнь была заменена ему пожизненным заключением. Будучи в заключении, архиепископ умер 20 октября 1575 г. (Подробнее см. Р. Г. Скрынников. Синодик опальных, стр. 61).
164
РИБ, т. XXXI, стр. 303.
165
РИБ, т. XXXI, стр. 308.
166
РИБ, т. XXXI, стр. 309.
167
РИБ, т. XXXI, стр. 133, прим. 5.
«История» Курбского распадается на две части. Первая из них посвящена правлению Избранной рады и завершается словами: «А сему уже и конец положим...» [168] . Вторая часть начинается со слов: «Се уже по возможности моей начну изчитати имена... новых мучеников...» и заключается фразой: «И ныне скончающе и историю новоизбиенных мучеников...» [169] . В той части, в которой речь идет о правлении Рады, Курбский проявляет исключительную осведомленность. Как член Рады Курбский был участником важнейших событий того времени. Несмотря на тенденциозность изложения, первая часть «Истории» является ценнейшим документом по истории политической борьбы в 50-х гг. XVI в. [170] . Совершенно иной характер носит «история мучеников», повествующая главным образом об опричном терроре. Накануне опричнины Курбский бежал из России и о последующих событиях мог судить лишь по отрывочным, часто недостоверным слухам, рассказам московских беглецов и т. д. Во второй части «Истории» автор ее нередко обнаруживает неосведомленность и недобросовестность.
168
РИБ, т. XXXI, стр. 274.
169
РИБ, т. XXXI, стр. 276, 347.
170
Во втором послании Васьяну Курбский сетовал на то, что на Руси нет подвижника, который стал бы «царю в лице со обличением». (РИБ, т. XXXI, стр. 396). Спустя десять лет он написал обличительную «Историю о великом князе Московском», в которой заявлял, обращаясь к царю: «обличю тя и поставлю пред лицем твоим грехи твоя»... (там же, стр. 275). В «Истории» Курбский пространно доказывал, что Иван «добре царствовал» до тех пор, пока его спасали от злых дел мудрые советники, что дьявол давно вселил злые семена в московских великих князей, а следовательно, московская династия недостойна польской короны. Последний вывод служит как бы подтекстом всего повествования.