Начало после конца

Рис Кларисса

– Нет, никого, – отрицательно помотала головой женщина, руша последние перспективы на свидетельские показания. – Я просто особого внимания не обратила на людей, шедших мне на встречу. К тому же, мало ли кто в семь утра на работу спешил. У нас район хоть и близкий к центру, но все в основном на заводах за городом трудятся. Потому, на прохожих-то и не смотришь. У них свои дела, у меня свои.

– Неподалёку от убитой кто-нибудь был? – предприняла я очередную попытку, ухватить удачу за хвост. – Может быть, мелькнул среди дворовых построек или в арках? Наблюдая за вашими действиями? Или в окнах подъездов мелькал силуэт?

– Нет, – в очередной раз потрясла та головой, в отрицательном жесте. – Тут довольно безлюдное место даже днём. Сколько лет хожу этой

дорогой, редко встречаю тех, кому действительно есть дело до нашей помойки. Даже бомжи и те предпочитают места позажиточнее. Потому, никого подозрительного припомнить не могу. Даже соседей и то на улице не было. Из-за того, что раннее утро, ещё и день рабочий.

Поблагодарив единственного свидетеля, который всё равно ничего не дал, я пошла по адресу, который мне указала старушка. Никогда бы не подумала, что вот так, в груди все могло обрываться только из-за странного предчувствия. Дверь мне открыл черноволосый мужчина лет пятидесяти. Завидев представителя закона, он взволнованно втянул в себя воздух и пошатнувшись прошёл обратно в комнату. Ничего не говоря, я проследовала за ним, убирая удостоверение в карман плаща, стараясь не думать о том, что в очередной раз придётся сообщить родителям покойного ребёнка, новости, от которых у самой в желудке все комом вставало.

– У вас что-то срочное? – он накапал капли из флакончика с корвалолом. – Наша Танечка, она пропала, если у нас не очень важные новости, прошу, давайте побыстрее, я всё жду, когда она вернётся.

– Добрый день, – ещё раз прокашлявшись сказала я. – Младший лейтенант уголовного розыска Петрова Анна Николаевна. Вы отец Татьяны Скворцовой?

– Да, – заторможено посмотрел он на меня. – Она моя дочь. А в чём дело? Почему уголовный розыск интересуется моей Танюшенькой?

– Мне тяжело об этом говорить, но тело вашей дочери сегодня утром обнаружили на территории Мариинского проезда, – медленно выдохнула я, стараясь придать голосу учтивости, но твёрдости. – Здесь неподалёку, где помойки. Она была убита. Сейчас, мне нужны ваши подробные показания о событиях вчерашнего вечера, это поможет скорее найти убийцу и остановить того, кто посмел совершить такое вопиющие преступление. Надеюсь, господин Скворцов, вы готовы дать показания?

– Это моя вина, – побледнев до мелового цвета, прошептал отец девочки. – Не надо было ввязываться во всё это.

– Что вы имеете в виду? – насторожившись, я попыталась ухватить саму суть происходящего. – У вас были какие-то сторонние конфликты, и вы можете рассказать следствию, кто вам угрожал и по какой причине могли отомстить столь зверским образом?

– Недавно я поругался с очень опасным человеком, – еле шевеля губами, ответил убитый горем отец, глядя перед собой. – Он обещал отомстить мне за то, что по моей вине не успели завершить работы и всё полетело под откос. Смена… Я не должен был зариться на такие лёгкие деньги. А теперь по моей вине… Нет…

– Кто этот человек? – я вцепилась в эту версию, как утопающий в спасательный круг. – Не тяните, пока у нас есть шанс схватить его по горячим следам, он не уйдёт от наказания. Только ради всего, не молчите и объясните, кого нам надо взять!

– Ломоносов Станислав Фёдорович, начальник смены на заводе «Красное Знамя», – тихо ответил тот и простонал. – Мы с ним были дружны ещё с прошлой работы, когда он был моим бригадиром. Неделю назад у нас была большая запара на заводе, требовалось работать в три смены, нарушая технику безопасности. Но другого варианта не было, мы бы не успели закончить государственный заказ, а Олимпиада уже на носу. Нас бы всех в Сибирь сослали, лес валить, если бы не успели. Но, мы, в тайне от всех, провернули кое-какие махинации с пропусками и уложились. Стас нам денег даже приплатил за сверхурочные, а потом организовал небольшой сабантуй, в нашей заводской столовке. Девки у нас добрые, никогда не откажут стол накрыть, а тут ещё и такой повод. Во время застолья случилось странное… Стас увидел у меня старинный серебряный портсигар, он мне от деда достался. Когда те немцев под Берлином брали в

плен, он у одного офицера его на жизнь выменял. Так вот, мой начальник, совершенно неожиданно попросил, чтобы я продал ему эту приметную вещицу. Но я не смог этого сделать, портсигар достался мне от деда и передаётся из поколения в поколение, как семейная реликвия, не имеющая цены. Это напоминание о том, как велик и могуч советский солдат, что подвиг его на века останется в истории. А эта вещица, она напоминает о том, что наша семья тоже много чего вложила в это. Мой отказ очень разозлил Ломоносова. И тогда, прямо на глазах у половины смены разругались в пух и прах. Ребята с завода могут подтвердить. Водки мы тогда уже на грудь приняли, но каждый скажет, что было. В конце разговора Станислав пообещал, что больше не хочет меня знать и что я пожалею о своём отказе. Он ещё в сердцах добавил, что коли он из крови заработан, то кровью и умоется. Мужики ещё пальцами у висков покрутили. А теперь… Теперь моя Танечка, из-за этого портсигара, больше никогда не вернётся домой. Я ничтожный отец… Я не заслуживаю жить…

– Он говорил, зачем ему понадобилась столь обыденная и неприметная вещица? – версия потихоньку начала вырисовываться в моей голове. – Может быть это связано с фашизмом или с самой война? Какие причины он называл, для столь бурной реакции? Возможно, это именно то, чего нам не хватало для полноценной версии. Прошу вас, припомните.

– Нет, ничего такого он не говорил, – покачал головой расстроенный мужчина. – Он только сказал, что любые деньги готов заплатить, а я повёл себя ни как друг, а как свинья.

– Какие отношения стали после ссоры? – я внимательно смотрела на мужчину. – Изменилось ли что-то в его поведение или он стал больше к вам придираться? Какие признаки агрессии он проявлял по отношению к вам? И были ли свидетели у продолжения этой истории? Или все закончилось там же в столовой?

– Ничего не было, он просто перестал со мной общаться, – крякнул отец убитой девочки. – Мужики ещё удивились, как столь крепкая дружба могла развалиться из-за обычного портсигара. В нем же даже ценного ничего нет. Ну серебро, ну какая там цена? Три рубля? Для завода у нас это не так уж и много. Все же мы на госзаказах трудимся. У нас имидж и известность на всю страну. Мужики с высшими разрядами работают, герои труда и передовицы. Чтобы из-за такой ерунды бросаться в омут с головой.

– Почему вы предположили, что именно он мог отомстить вам подобным образом и лишить жизни вашу дочь? – что-то в этой версии мне не нравилось. – Были ли какие-то предпосылки к тому, что ваш начальник мог бы расправиться с беззащитным ребёнком, ещё и столь варварским способом? Он хорош в охоте или владеет какими-то медицинскими навыками?

– Он очень мстителен по натуре, – утерев нос рукой, ответил мужчина. – Постоянно, грозился кому-нибудь вставить палки в колёса, если поступали не так как он хотел. У нас весь завод знал, что от него добра не нужно искать.

– Неужто были прецеденты, которые позволяют вам делать такие выводы? – я внимательно смотрела на своего собеседника и пыталась понять врёт он или просто это бред убитого горем отца, который пытался хоть как-то облегчить себе жизнь.

– Нет, – затряс тот головой. – Наверное Стас за всю жизнь даже комара не убил. Но у него есть мотив: в тот вечер мы наговорили друг другу гадостей, и он обещал, что я пожалею, очень сильно пожалею о том, что отказался продать ему портсигар. Кому ещё могло понадобилось убивать мою дочку? Она же никогда ни с кем не ссорилась, и даже из лагеря в прошлом году с наградами вернулась.

– Я могу увидеть портсигар? – решила я зайти с другого бока. – Возможно, он предполагал какую-то ценность или что-то историческое.

– Да, конечно, секунду, – медленно поднявшись, мужчина скрылся в смежной комнате, и спустя мгновение вернулся оттуда с прямоугольным предметом.

– Это и есть предмет спора? – я взяла семейную реликвию и покрутила её.

– Да, – кивнул мне собеседник.

– Во сколько ваша дочь ушла из дома? – я постаралась адекватно оценить вещицу в руках.