Начало пути

Селютин Алексей Викторович

Но почему-то я был рад этому. Этого я и ждал.

Завязалась кровавая рубка. Визги и вопли, крики и хрипы раздавались со всех сторон. От ужасной боли кричали даже те, кто дал обет молчания.

Но я ничего не видел. Я только слышал. Я покинул первый оборонительный ряд под предостерегающий крик Иберика, размахивал длинным кинжалом и помогал себе щитом. Я видел, как фонтаном брызжет кровь из глубоких ран поверженных врагов. Как опаленные, почерневшие конечности отделяются от тел и отлетают в стороны. Я перерубал длинные рогатины щитом, поджигал их, а затем глубоко вонзал кинжал в дряблые тела. Рубил направо и налево, кромсал и пронзал, ничего не видя перед собой, кроме очередного врага.

Кто-то наносил мне удары.

Кто-то пытался атаковать. Несколько раз меня даже поцарапали. Но Иберик всегда был рядом. Что бы со мной не происходило, как бы далеко я не вышел из плотных рядов, он следовал за мной. Подчищал фланги и покрикивал между делом, чтобы Вилибальд снял того или иного врага. Хоть я слышал его голос, был уверен, что мне это не нужно. Что я легко справлюсь сам. Но я так ничего и не сказал. Я хотел лишь убивать.

Очень быстро плотный строй развалился. Завязались одиночные или парные схватки, когда лысых щитоносцев полностью выбили. Меня пытались взять в кольцо и проткнуть мечами. Но подобраться достаточно близко ни у кого не получалось. Энергетический щит легко пресекал любую атаку. Под его ударами плавился металл, чернело опалённое дерево. Я давно потерял счёт своим жертвам. Поначалу мне казалось забавным считать тех, кого я отправил на встречу с Фласэзом. Не знаю, почему так. Но после пятого или шестого, я перестал считать. Меня кто-то пырнул в бедро и это вызвало в моей душе невероятную злобу. Я не почувствовал боли, но почувствовал негодование. Как они посмели ко мне прикоснуться? Как посмели эти выродки нанести мне раны? Мне!?

Именно тогда во мне проснулась невероятная ярость. Наподобие той, что я испытывал, столкнувшись с работорговцами в нищей деревне. Когда я кромсал кинжалом очередное тело, упавшее на покрасневший от крови каменный тракт, в голове помутнело. Мозг словно расплавился. Превратился в жидкую кашу. Я рубил, смеялся и упивался этим чувством. Я дышал схваткой. Видел, как во все стороны летят капли крови, и понял, что рождён именно для этого. Я рождён, чтобы убивать. Для меня кровавые битвы — услада. Они так же естественны, как пища.

Я услышал свой собственный смех, когда легко отразил очередную атаку. На меня опять навалились, но щит без помех разрубил сразу два тощих тела. Несмотря на туман в голове, я почувствовал невероятную радость. Смотрел на перепачканные руки и смеялся. Я смеялся на этими рабами, которые тщетно пытались поразить совершенное тело. В этом мире нет такого оружия, которое смогло бы нанести моему телу сколь значительные увечья. В этом мире я — божество!

Внезапно раздались неожиданные приказы вражеских командиров. Я услышал, как те призывают своему войску отступить. Кровавая пелена перед глазами немного прояснилась, когда я рассмотрел перекошенные от ужаса лица тех, кто пятился назад. Кто отступал по тракту, размазывая кровь дырявыми башмаками. И эти испуганные лица вызвали в моей душе очередной приступ непередаваемой радости.

Я облизал губы и ощутил языком железистый кровавый привкус. С края щита осыпалась корка; это была запёкшаяся кровь. Кинжал зазубрился, но рукоять крепко сидела в окрашенном в красно-бурый цвет кулаке.

— Ха-ха-ха! — засмеялся я знакомым грубым голосом. — Вы с кем решили сразиться, безродные!? На кого подняли руку!? Вы знаете, кто я!?

Мой голос звучал пугающе. Звучал сверхъестественно — будто эхо идущее с небес. Но это был не мой голос. Таким пронизывающим голосом, вызывающим жуткий страх, я не умел говорить. Я разговаривал совершенно иначе. Но я, наверное, единственный понял, кому принадлежит этот голос. На меня с выпученными глазами уставились все — и друзья, и враги. Но никто из них не знал, что я говорю голосом из своих снов. Я заговорил тем голосом, который приходил ко мне во сне.

На несколько мгновений я растерялся. Пелена перед глазами развеялась окончательно. Две поредевшие армии замерли друг напротив друга. Я видел

их всех. Всех, кто с ужасом за мной наблюдал. Даже перепуганный Иберик, прикрывая плечо справа, смотрел выпученными от удивления глазами.

Его испуг передался и мне. Я осознал, что мой рот и мой язык выталкивали слова, который произносил не я. Они выпускали в мир звуки, которые порождал не мой разум. Этот голос, ранее призывавший меня следовать по определённому пути, впервые вырвался наружу. И тогда я понял, что сейчас во время битвы это был не я. Я бы никогда с таким удовольствием не рубил человеческие тела. Никогда кровь не вызывала во мне таких восторженных чувств. Никогда бы я не упивался такой ужасной схваткой. Но это мог быть тот, кто вживил в моё ДНК нечто невозможное, нечто невообразимое. То, чего просто не может быть. И этот «кто-то» не только «что-то» вживил. Впервые он показал, что может брать надо мной контроль. Что может затуманить разум и наслаждаться тем, чем бы никогда не наслаждался я сам.

Именно тогда я, кажется, понял, что не управляю самим собой. Что «голос» так же может управлять моим разумом.

От чудовищных предположений меня отвлёк крик. Двое из трёх командиров в шлемах ещё оставались в живых. Один из них кричал и указывал на меня окровавленным мечом:

— Видите!? Это не посланник! Это драксадар! Смерть ему!

Его слова меня ошеломили. Признаюсь. На мгновение я впал в самый натуральный ступор.

В этот же момент где-то опять заулюлюкали. Одновременно слева и справа из леса выбежали ещё пару десятков лысых мужиков. Довольно-таки крепких мужиков. Совсем не таких, что шли в первых рядах и первыми пали от рук умелых солдат Каталама и сектантов примо Тантала. Это были самые крепкие и выносливые бойцы.

Пятившиеся «покаянники», казалось, воспрянули духом. Подкрепление подошло вовремя, а командир истерическими криками живо восстановил боевой дух. После его мотивационных воплей лысая армия вновь перешла в наступление.

Каталам это быстро понял и организовал вокруг меня кольцо обороны. Пока я приходил в себя, вновь завязалась схватка. Вопли, стенания и звон металла смешались в одну сплошную какофонию. Но схватка теперь не вызывала у меня сладостного экстаза. Я пребывал в лёгком шоке от необычного открытия и не сразу собрал самого себя в кулак, чтобы оказать помощь сражавшимся.

На крыше кареты уже никого не было. Никто не стрелял оттуда из лука. Как никто не стрелял из арбалета из самой кареты. Началась одна сплошная сеча. Хаос близкой рубки вновь закружил меня. Болезненный порез на плече, который оставил дотянувшийся мечом фанатик, смыл с глаз растерянность. Я вновь сцепил зубы и вступил в бой. Вновь энергетический щит принялся сеять в рядах врага смерть.

Но в этот раз всё выглядело как-то безнадёжно. Я видел, как «покаянники» сбили с лошадей примо Тантала и его верного блондина. Как падали рядовые «эсты», неспособные справиться с лысыми бойцами из фанатичного подкрепления. Как рядом со своим предводителем сражались молодые солдаты Равенфира. Как они падали под мечами врага. Я успевал замечать многое, и вскоре перешёл к оборонительной тактике. Очень сильный удар выбил из моей руки кинжал. Но от повторного удара я успел защититься, подставив щит. А затем, впервые выпустив на волю энергетические клинки, прорезал насквозь подбородок слишком ретивого врага.

Жуткая смерть вкупе с обезображенным лицом упавшего человека очень перепугали фанатиков. Каталам воспользовался заминкой и скомандовал контратаку. Его солдаты дружно ухнули и обрушили мечи на опешивших «покаянников».

Но всё же количество — это количество. На нас вновь насели. Перевернули карету, перебили испуганных лошадей и давили массой. Я уже не пытался атаковать, а лишь отмахивался. До кого-то смог дотянуться, но, в основном, «покаянники» уходили от моих атак. Их оставалось не так уж много, но те, кто остался, были самыми опасными бойцами.