Начало пути
Шрифт:
— Вполне сносно, — честно признался я. Затем облизал губы и почувствовал корку. — Только жажда мучает. И голод. Мне бы подкрепиться чем.
— А мы ж оставили бурдюк, — Каталам протянул руку к голове спящего сына, достал бурдюк с водой и всучил мне. — Утром набрали из колодца у Первого Форпоста. Там нас уже поджидали. Слава Фласэзу, король жив и в полном здравии. Он знает, что мы идём.
Памятуя о недавнем неудачном опыте с потреблением воды, я не стал хлебать запойно. Откупорил и пил маленькими глотками. Прислушивался к самому себе и ощущал, как живительная
— Милих, — Каталам наблюдал за мной не отрывая глаз. — Ты спас моего сына и, я уверен, спасёшь наш мир. Позволь мне, как ты позволил примо Фелимиду, следовать за тобой. Позволь смотреть на тебя и нести слово твоё людям. Позволь следить за делами твоими, и жизнью своей, если придётся, рассчитаться за сохранённую жизнь сына. Отныне я верю, что лишь ты, а ни кто иной, достоин этой чести. Ни король, ни страна, ни клятва верности не заставят меня изменить тебе. Я исполню любой твой приказ.
Он вновь вцепился в мою руку, неловко нагнулся и прислонился к пальцам лбом.
А я наблюдал за старым воякой и улыбался. Мне нравились его слова. Он уже был готов поверить в то, что я и есть спаситель, хоть пока я спас лишь одного человека. Пускай самого близкого для него. Я смотрел на Каталама и был уверен, что теперь он пойдёт за мной до конца. Не словами, а поступком я заслужил его доверие и его любовь.
— Я принимаю твою клятву, сотник, — без шуток я погладил его по голове и отстранил. Затем посмотрел на Вилибальда, увидел, что тот во сне перевернулся на другой бок, и заговорил тише. — А теперь расскажи мне, что происходит. Где мы? Мы у Обертона? Как обстоят дела?
— Всё так, милих, — кивнул он. — Мы не стали задерживаться и выдвинулись сразу, как только смогли. Починили карету, отловили выживших лошадей и запрягли. В дороге нас настиг сирей. Его прислали из королевского дворца и потребовали сообщить о себе. Магистр Анумор приказывал Бертраму тайно доставить анирана прямо во дворец, если аниран действительно существует. Его Величество и Её Величество с нетерпением ждут знакомства с ним.
— А вы что?
— Постарались кратко описать, что с нами произошло, отправили ответ и двинулись по тракту. Два восхода назад нас нагнал десяток, что Бертрам отправлял убедиться в честности примо Фелимида. Они всё подтвердили. В деревне на излечении остались воины Тревина, а остальные стали нашими провожатыми. Об этом мы тоже сообщили королю.
— И мы, я так понял, подъезжаем к городу? — я дёрнулся было отодвинуть шторку, но Каталам перехватил мою руку.
— Никому нельзя знать, кто едет в карете. Об этом настоятельно просил магистр Анумор. Всё должно быть сохранено в тайне. Мы уже почти прибыли, милих. Прошу тебя, воздержись от — как ты там говорил? — от пуб-лич-нос-ти. Не рискуй за зря.
Хоть я и не собирался выпрыгивать из кареты, чтобы продемонстрировать себя недовольной толпе, всё же послушал Каталама и не стал открывать шторку. Мне было интересно, конечно, осмотреть окрестности более внимательно. Но рисковать, когда мы в шаге от цели, я не планировал. Если те огромные стены, что я видел, действительно
— Значит, это всё же Обертон, — ответил я своим мыслям.
— Верно, — подхватил Каталам. — Мы уже рядом с Восточными вратами, где когда-то вздёрнули лже-пророка. Хоть всё сильно изменилось с тех пор, уверен, нас пропустят. Бертрам рассказывал, что количество стражи было значительно увеличено, а безопасно лишь за внутренними стенами, где поддерживается строгий порядок.
— А что это за лачуги? Кто эти люди?
— Те, кого не пускают в город, — помрачнел Каталам. — Те, кому не рады.
— Беженцы, что ли? О них нам рассказывал элотан Толлен?
— Возможно. А возможно, большая часть из них давно утратила понятие о чести и достоинстве. Давно потеряла веру и прозябает грабежами и попрошайством. Никто из них, я думаю, не хочет трудиться. Были бы у них дети, — Каталам опять тяжко вздохнул. — Они продали бы их без всякий сомнений. Обменяли бы на золото, которое потом бы спустили на секху и дым забытья.
— Но ты же не можешь знать этого наверняка, — нахмурился я. Мне показалось, что грести всех под одну гребёнку нельзя. — Возможно, они просто потеряны. Они знают, что обречены и не видят смысла стараться. Не видят смысла что-либо делать.
— Или их просто пригнал под стены города голод, — пожал плечами Каталам.
— Тогда твоему королю, наверное, не стоило изымать зимой зерно, — недовольно произнёс я. — О чём он думал? На что надеялся? Он думал, что те, кого он грабил, не придут к нему за защитой? Что молча сдохнут, как тупой скот? Отдадут всё, что у них было, смирятся и просто вымрут, чтобы своими иссохшими фигурами не раздражать дражайшего монарха?
Громкость моего голоса повысилась на несколько октав. Как раз настолько, чтобы разбудить того, кто мерно посапывал рядом.
Вилибальд открыл один глаз, затем другой. Зевнул разок и протёр глаза, разгоняя остатки сна. И только потом понял, где находится. Некоторое время он смотрел то на меня, то на своего отца. Молча прыгал взглядом с одного на другого. Затем поднялся на колени, потянулся ко мне и так же молча обнял. Прислонился к груди и сжал крепко. И для меня эти неожиданные молчаливые объятия были красноречивее тысячи слов. Выживший парень благодарил за своё спасение.
Это зрелище вновь выдавило из глаз Каталама слезу. Он смотрел на сына, смотрел на меня и улыбался.
— Воистину я никогда не был счастлив больше, чем сейчас, — бородатый сотник действительно выглядел счастливым.
Глава 21
Непростой разговор
Карета резко остановилась. Раздались предупреждающие крики и недовольный голос Бертрама:
— Пропустить! Приказываю пропустить! Сотник королевской гвардии Бертрам возвращается домой!
Каталам так же чутко прислушивался к голосам, как и я.