Начало пути
Шрифт:
Другое дело, что Радована и Василия Федор возненавидел лютой ненавистью, усугубленной тем, что реальной возможности отомстить у него толком и не было, даже несмотря на то, что он продолжал оставаться их непосредственным начальником. Васю он даже перестал заставлять стирать свою сержантскую форму и писать письма домой насчет посылок, но свидетеля своего жуткого позора он невзлюбил почти так же, как и серба. То, что раньше Федор Ваську презирал и считал своей мелкой шестеркой, лишь распаляло его неприязнь - слишком сильно он был унижен на глазах того, кого привык в грош не ставить, и теперь он знал, что Васька с этого момента
И по-прежнему было ясно, что оставлять все как есть было категорически нельзя - иначе Скоробогатов окончательно потерял бы остатки самоуважения.
Прокрутив в голове события последних дней, Радован устало и тяжело вздохнул.
Глава 7.
Отец-командир.
Радован, не вставая с кровати, приподнялся на локте на кровати и окликнул приятеля, все так же корпевшего над врачеванием своих натруженных ног.
– Васька, скажи, у тебя сигареты еще остались?
– Да были вроде, посмотри в моей тумбочке, там должно было еще полпачки заваляться. Но ты же вроде не куришь?
– Я, как и ты, иногда со своим здоровьем тоже борюсь. Но, к счастью, до победы пока еще очень далеко, - Радован хмыкнул над собственной шуткой, но смеяться не стал.
– Кстати, а ты спичками не богат случайно?
– Совершенно случайно разбогател недавно аж на целый коробок.
– Будь другом, одолжи табачка.
– Да бери хоть всю пачку, только что это ты вдруг?
– Я воздухом подышать хочу, тем более, дежурного офицера вроде бы нет, а на тумбочке Ленька Мухин сейчас стоит, а он свой парень, надеюсь, не сдаст.
– Так ты воздухом или табаком дышать собрался?
– А ты мне сигу со спичами дашь?
– диалог надо было заканчивать, а то Ваську хлебом не корми, дай только язычок почесать, и Радован поднялся. Противно скрипнула койка, и парень уже оказался возле Головачева и открыл тумбочку, быстро нашарив пачку и коробок, достал одну сигарету, заложил ее за ухо, и, прихватив спички, вышел из расположения роты.
Казарма шестнадцатого отдельного стрелкового полка состояла из шести четырехэтажных корпусов, из которых первые четыре корпуса отводились для расположения четырех батальонов полка, причем каждый из них имел прямоугольную конструкцию со внутренним двориком, одновременно игравшим роль плаца для занятия строевой подготовкой и проведения построений личного состава. Два других корпуса были предназначены для учебных занятий с личным составом, а также для размещения столовых, медицинских пунктов, библиотеки и т.д.
В ночные часы некоторые курящие солдаты выскакивали иногда во дворик, чтобы пропустить сигаретку-другую. Курение в части хоть и не приветствовалось, но и не запрещалось - все-таки по законодательству Балтии парни от шестнадцати лет и старше считались совершеннолетними и могли уже не скрывать своих привычек. Другое дело, что самовольное оставление территории расположения роты было серьезным залетом, сулившим по меньшей мере двумя нарядами вне очереди.
Курить Радован, однако ж, не собирался - точнее, пару затяжек он сделал, но закашлялся и бросил недокуренную сигарету на асфальт, даже не удосужившись ее потушить. Наступив на тлеющий окурок ногой и прочистив горло, Радован вытер ладонями слезящиеся глаза, сплюнул горьковатую слюну и решил немного пройтись. Теплая безветренная ночь словно располагала к небольшой прогулке в одиночестве, когда можно собраться с мыслями и обдумать свое положение.
Но поразмыслить над своей жизнью ему не удалось, потому что в спину ему раздался окрик:
– Эй, салабон, сигаретку дай!
Голос принадлежал Жеке, точнее, ефрейтору Евгению Саломатову, одному из корешей старшего сержанта Скоробогатова, такому же придурку и отморозку, как и сам комод. Радован нехотя обернулся, и увидел, что с Жекой рядом еще два бойца. Второй - Сема Нежинский, невысокий полноватый остроносый паренек лет восемнадцати, почти на голову ниже здоровенного амбала ефрейтора. Вместе с Жекой и Федькой Сема составлял трио беспредельщиков, терроризировавших все отделение. Доставалось от них и рекрутам из других отделений, которых часто дербанили на предмет ценных вещей, а заодно оказание мелких услуг по стирке и подшиванию. Грозная репутация тройки, помимо крепких кулаков Скоробогатова и Саломатова, подкреплялась еще и тем, что эти двое были вдобавок старше по званию, чем вчерашние призывники.
Третьим в их компании был еще один солдат из отделения Скоробогатова, Илюха Самойлов. Особым авторитетом он не пользовался, крепким телосложением не обладал и был откровенно трусоват и склонен к подхалимажу и ябедничеству. Но с его подачи отморозки часто узнавали, кому из бойцов приходила посылка, или кто и когда что-то обидное говорил про Федьку с приятелями, а потому он часто бывал вместе с комодом и его подручными, чем невероятно гордился. Словом, он был обычной классической шестеркой, которого хозяин в глубине души не уважает, но охотно пользуется его услугами.
"Достойная компания у меня сегодня подобралась."
– Последнюю выкурил, - невозмутимо произнес Радован, и с вызовом добавил, стараясь придать своему тону твердость и скрыть легкое волнение, -- карманы проверять будешь?
– А ты не хами, мы тебе не мусора!
– это прозвенел противный голосок Самойлова, который тут же съежился под грозным взглядом Жеки, словно опасаясь оплеухи за то, то вылез без спроса.
– И правда, - внезапно согласился ефрейтор, шагая в сторону Радована вместе со своей компанией, - мы, по-твоему, не товарищи тебе, что ли, с которыми тебе жалко табачком поделиться? А жадных, Радик, никто не любит. Имей это в виду.
– Хотя ты ж у нас известный говнюк, - продолжал Жека, - говорят, вы с Васькой по ночам шпилитесь, это правда, нет?
– Я же не спрашиваю, кто у вас с Федькой по ночам сверху, а кто снизу, - парировал Радован.
– А знаешь, почему? Да потому, что знаю, что ни ты, ни он - вас же обоих по ночам, вон, Сема трахает по очереди каждого. Илюх, подтверди, ты ж на шухере обычно стоишь в таких случаях?
– Ты че сказал, тварюга!
– ладонь Жеки, на ходу сложившись в кулак, ударила Радована в челюсть.