Начало пути
Шрифт:
– Как ты думаешь, приживется? – мой голос звучал на редкость глухо.
Она же просто подошла ко мне, вырвала из рук лопату, в которую я, оказывается, вцепился, обняла, крепко прижав к себе, и впервые позволила себе заплакать.
Мы стояли, обнявшись, и плакали, впервые за эти страшные дни. И даже не услышали, как над поместьем развернулся непроницаемый купол, отгораживающий нас от всего остального мира. Дом погрузился в траур и никто – ни человек, ни животное, ни птица – в течение трех недель не сможет побеспокоить скорбящих.
Наши слезы унесли горечь, но не уменьшили боль. Потом, позже, она утихнет, может быть, и не уйдет полностью, но притупится, а пока...
Три недели полной изоляции. Три недели абсолютного покоя. Купол скорби накрыл поместье сразу
Я постепенно восстановил разгромленную теплицу. Возня в земле, оказывается, необычайно успокаивает. Растения, к моему величайшему изумлению, все прижились. Ни одно не погибло. Среди них находились по-настоящему редкие и ценные виды, многие из которых были мутантными. Оставалось только удивляться, как я во время своей истерики жив-то остался? И даже относительно невредим. Ведь некоторые из этих цветочков очень даже здорово защищаются, а еще некоторые вообще могут удивить. Правда, смертельно удивить, но это уже детали. А еще я долго ломал голову, пытаясь понять: а откуда у нас вообще взялись все эти растения? Не все из них можно было просто привезти откуда-то, их можно было только вырастить на месте. Разве мы могли себе позволить приобрести семена, стоимость которых насчитывала четыре нуля на конце за одно семечко? Может, они у нас давно росли, и Арес пришел, так сказать, на готовенькое? Причем никакой системы: ни родовой, ни по стоимости, ни по ценности в растениях не было. Создавалось впечатление, что их приобретали по степени внешней привлекательности, ну и иногда из-за необычности. Я даже начал жалеть, что раньше мало интересовался теплицами поместья, точнее, совсем не интересовался. Мама тоже ничего определенного сказать по этому поводу не могла. Она не любила копаться в земле. Подробнейшее изучение остальных теплиц привело меня к... выше сказанному. М-да, есть над чем подумать. После восстановления теплицы, я поручил заботу обо всех растениях кобольдам. До смерти отца они в теплицах не появлялись. Он все делал сам. А вот я не так, чтобы силен в ботанике, поэтому просто боюсь напортачить.
В течение этих трех недель боль от потери немного улеглась. Мы с мамой подолгу разговаривали, вспоминали все забавные и трогательные моменты нашей жизни. Являясь темным магом, я как никто понимал, что мертвых нужно отпускать, нельзя за них цепляться и доставлять лишние страдания их душам. В который раз удивляюсь гениальности своих предков. Купол скорби – это они отлично придумали. Есть время разобраться в себе, смириться с потерей. Ведь иногда сочувствие окружающих делает боль просто невыносимой.
Мама сказала, что давно подозревала проблемы с сердцем у Ареса. Но он ничего никогда не говорил, ни на что не жаловался. Видимо не хотел нас расстраивать. Вот и домолчался...
А через три недели купол с едва слышным звоном исчез.
Почти сразу после открытия нашего поместья для всех желающих появился разъяренный до полной невменяемости крестный. Как оказалось, про Купол он ничего не знал. Когда умер Казимир, ничего подобного не было. Еще одно доказательство никчемности моего биологического отца. Как будто мне других мало. И правда, зачем напрягаться и разворачивать Купол скорби, если об умершем никто особо и не скорбит? Поэтому никакого Купола в тот раз не было, и сейчас Алекс просто с ума сходил от беспокойства из-за невозможности попасть к нам. Правда, зачем ему это было нужно, я спрашивать постеснялся. Либо мы были ему небезразличны, либо он преследовал какие-то другие цели.
Но как крестный с порога завелся. Я даже пожалел, что у нас в поместье нет видеокамер. Вот бы снять творящееся в гостиной безобразие. И потом показывать, за деньги естественно, как всегда спокойный директор школы Алекс Сандер, который, по мнению общественности, обычно сдержан, вежлив и всегда найдет место
– ... И вообще, вы о чем думали, а? Я чуть не свихнулся, долбясь каждый день об эту чертову стенку! Да еще твой волчара изо дня в день пытал меня своими истериками, провывая лунную сонату на разные мотивы. Ну вот, что ты ухмыляешься, чудовище? Тебе питомца-то твоего не жалко?!
– Жалко, – улыбнулся я. – А что мой питомец делал вместе с тобой, когда он должен быть… э-э-э… с Регганом? – вовремя притормозил я.
– Уж не знаю, что твой Регган делал с волком, но тот прилетел ко мне в кабинет и начал выть на одной ноте, периодически рыча и покусывая меня. Это я потом через десятых лиц узнал, что Арес скончался. Вам же нельзя было сообщить мне, да? Мы с белошерстным чуть с ума не сошли! – опять перешел на крик крестный
– Ну не сошли же. Где Гвэйн?
– В кабинете моем сидит взаперти. Мало ли куда побежит, – махнул он рукой.
– Ну и хорошо.
В этот самый момент кто-то постучался в дверь. Пришел почтальон и с удивленным видом, постоянно озираясь, протянул мне стопку писем. Я взял их и удивленно посмотрел на конверты, которые были сделаны из дорогой раритетной бумаги, слегка пожелтевшей от времени. Конверты скрепляла тяжелая сургучная печать с изображением волка. Присутствовали и письма с обычными, привычными в наше время конвертами. Я даже особо не удивился, когда узнал, что все письма в старинном стиле были от Фолта. Остальные от Рея и Лизы, которая непонятно откуда взяла мой адрес. Я разложил их перед собой и начал сортировать по степени адекватности.
Самые первые были обычные: привет, как дела, скучаю, где ты шляешься? Затем в них стали проскальзывать недоумение, мол, что такое, почему не отвечаешь, что вообще происходит и почему половина писем приходит обратно с пометкой: «Такого адреса не существует»? Затем началась истерия от моего предка. В каждом письме он кричал, матерился, просил ответить и не молчать, потому что я последний из рода и мне совершенно нельзя ни в коем случае помирать, до тех пор пока у меня сын не появится на свет. Потом он начал истерить по поводу того, что куда-то делся шерстяной клубок с блохами, и он совершенно не знает, где волк болтается, и если тот ушел ко мне, я должен был ему сообщить об этом. В общем, Фолт оказался той еще истеричкой. Лиза предъявляла мне претензии на тему, почему я ее игнорирую? Я только пожал плечами – а что она это только сейчас заметила? Ну, бывает. Рей решил, что я куда-то уехал и именно поэтому не отвечаю.
Я быстренько накропал Лизе и Рейну коротенькие ответы, где объяснил, что у меня умер отец, и мы с мамой на месяц уезжали к родственникам. Только не мы туда уехали, а дедушка с бабушкой были здесь все время до похорон и здорово поддержали нас с мамой, взяв все заботы на себя, но столь интимные подробности, я думаю, можно и не описывать, тем более я терпеть не могу писать письма. А если они ждали другого и более подробного ответа, то это не мои проблемы. Фолту я только написал что жив-здоров, волк у директора Сандера поселился, а все подробности при встрече.