Начало пути
Шрифт:
Повелитель, поставил бутылку на колено, подпер подбородок рукой и грустными глазами посмотрел на полупустой бокал. Но тот вдруг резво скакнул в сторону, скатерть неожиданно выдернулась из-под руки, посуда со звоном и грохотом полетела на пол. Опирающийся локтем на стол Таамир еле удержал равновесие и, подняв пустую бутылку, из-под вытянутой вверх руки ошалело уставился на осколки и остатки закуски, рассыпавшиеся по дорогому ковру. Скатерть неряшливым комом с силой упала обратно. Дракон осторожно поставил бутылку и встретился с полным боли взглядом Эдингера,
— Я не хотел, — с тоской произнес он и вдруг с отчаянием страшно закричал, ударив по столешнице кулаками, — Я не знал!
Эдингер уронил голову на руки, обхватил ее и сполз на пол. Скатерть соскользнула следом, мелькнув напоследок белым хвостом тончайшей кисеи. Повелитель, тяжело вздохнув, поднялся и, стараясь ступать твердо, обошел стол по кругу, на всякий случай, придерживаясь за край. Друг сидел, запустив руки во взлохмаченные волосы и зажмурив глаза, по его впалым щекам катились слезы. Он раскачивался из стороны в сторону и без конца повторял "Я не знал! Я не знал!". Таамир ногой отбросил скатерть в сторону, чуть не упал и, покачнувшись, практически упал рядом на колени. Притянул Эдингера за голову к себе и, обхватив двумя руками, крепко стиснул.
— Что ты воешь, как девица при потере девственности? — усмехнулся он, — Теперь знаешь. Можно и успокоиться.
— Он сказал, что ничего ей не сделает! — с тоской прошептал Эдингер, — Но я не знал.
— Да что ты там такого не знал? — начал раздражаться Таамир.
— Он… разделал, как… как мясник! — простонал друг.
Таамир поморщился. Он, наконец, понял, о каком воспоминании говорил Сантилли. Подумаешь, наложницу убили. Не велика потеря. Вон их сколько, доступных и похотливых. Но вслух говорить не стал.
— Я столько лет искал такую, как она. Всю жизнь! — закричал друг, вырываясь, — Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь! Я люблю ее до сих пор!
Он оттолкнул Таамира, и тот, не удержавшись и взмахнув руками, неуклюже завалился на спину.
— Прекрати бабскую истерику! — заорал он, пытаясь подняться.
Над ним мелькнули ножки стола, раздался грохот, по полу забренчала бутылка, потом ковер рывком удалился, стены повернулась, приняв привычное положение, и Повелитель оказался стоящим на полу. Ноги, не ожидавшие такой радикальной смены положения, не успели приспособиться и подогнулись, потянув хозяина в сторону. Он не упал только потому, что Эдингер держал его за камзол. Если бы он еще и не тряс Таамира, тогда бы и голова не моталась, как у куклы, и комната бы не плясала перед глазами.
— Ты ничего не понимаешь! Ты ничего не понимаешь! — продолжал кричать друг и вдруг перешел на жуткий хриплый шепот, пустивший по спине Повелителя мурашки, — Там кровь везде, на стенах, на полу, на шторах, на кровати. Везде. И капает, капает, — Эдингер застонал и, глядя прямо в глаза Таамира, с мукой в голосе проговорил, постепенно повышая голос, — А она приходит и смотрит на меня. И смотрит, и смотрит, и смотрит! Я не могу так больше!
Повелитель кое-как зафиксировал себя, схватившись за руки товарища, и отвесил ему пощечину.
— Все? — по возможности ледяным тоном спросил он, часто дышащего дракона, — Стол верни на место.
Но, Эдингер оттолкнул его и, от души хлопнув дверью, стремительно вышел. Таамир взмахнул руками, удерживая равновесие, пошатываясь, с трудом повернулся и пошел к стулу, одиноко стоящему посреди спальни.
Да что такое с ногами? Он любит, видите ли. Давно бы уже другую завел. Этими потаскухами хоть пруд пруди, а ему именно эту подавай, со злостью подумал Таамир. Нашел, из-за чего убиваться!
Он упал на стул и мутными глазами обвел разгромленную комнату. Так никакой мебели на них не напасешься. Не понимает он. Чего он не понимает?!
"Пустая душа. Не можешь любить, — снова зазвучали в голове слова Ласа, — Любовь, — это когда отдают себя без остатка". Смотрит она. Да пусть смотрит! Ему вот в последнее время постоянно снится сероглазый мальчишка. Тоже смотрит и молчит. Он же не закатывает истерики!
Таамир кое-как поднялся, на заплетающихся ногах дотащился до кровати и рухнул на нее, мгновенно проваливаясь в сон, из которого навстречу ему шагнул человеческий подросток.
— Как ты мне надоел! — с досадой простонал дракон, — Проваливай или говори, зачем притащился.
Мальчик вздохнул и присел на край кровати.
— И как тебе живется, дракон? Без сердца? Без души? — неожиданно прошелестел его голос.
— Пошел вон! — пьяно возмутился Таамир, — Еще один…вопрошающий. Укоряющий, — пробормотал он, повернулся на другой бок и снова с нарастающим раздражением увидел там пажа.
— Я тебе денег мало дал? — сердито спросил он, — Что ты прицепился ко мне, как клещ?
— Забери свои деньги, — на кровать упало пять золотых.
Усмехнувшись по-взрослому, мальчик встал и ушел в темноту, а Таамир, наконец, смог уснуть.
Первое, что увидел дракон утром, когда проснулся, были эти самые монеты, рассыпанные по смятой подушке. Похолодев, дракон сразу вспомнил свой сон, одним махом сгреб деньги и внимательно рассмотрел. Старинные, такие были в ходу несколько веков назад. Похмельное сонное состояние моментально выветрилось, оставив леденящий душу страх.
Есть у него душа, есть, со злостью думал дракон, сдирая с себя измятую одежду. И сердце есть. А что, по-вашему, тогда так бешено бьется у него в груди? Денег ему, видите ли, не надо. Гордые мы.
Пока Таамир спал, в спальне навели порядок. Заменили ковер и стол. Осталась лишь ободранная стена, как напоминание о вчерашнем дне. По воздуху они все летали что ли? Ничего не слышал, пока спал.
Да, кстати, о напоминаниях. А где Эдингер? Как же надо было вчера так напиться, чтобы отпустить друга одного в подобном состоянии? Ругая себя, на чем свет стоит, Таамир поспешил в кабинет и с облегчением увидел сидящего в кресле Эдингера. Помощник привел себя в порядок и теперь, терпеливо ждал своего суверена, отрешенно глядя перед собой.