Начало пути
Шрифт:
Герцог облокотился на подушки и равнодушно спросил:
— У тебя траур?
Таамир поднял на него серые глаза:
— Ты набегался?
— Нет еще, — нагло ответил Его Светлость.
Ин Чу уже насмотрелся на него за те сутки, что ашурт пропьянствовал в его доме. Но видеть трезвого Сантилли было все-таки приятнее. Пьяный герцог оказался совершенно неуправляем, взрывался по малейшему поводу, дрался как дьявол, совершенно не чувствуя боли, хамил, буянил, в общем вел себя совершенно по-свински. К такому Санти дракон не привык и не хотел привыкать. Ему был нужен прежний ашурт. Этот
Да, мальчик изменился. За те сорок лет, что они не виделись, герцог возмужал, заматерел, в каштановых волосах появились густые серебряные нити, совершенно выбелив виски. Губы сжаты в жесткую линию. Появились бородка и усики, больше похожие на щетину недельной давности, которую Таамир терпеть не мог. На левом плече — мастерски выполненная татуировка: скалящий зубы тигр, выбирался наружу, разрывая кожу.
Герцог стал выглядеть старше на несколько лет. Обычно насмешливые глаза теперь смотрели холодно и отчужденно. Изучали. Очень неприятный взгляд.
— Чье художество? — Таамир кивнул на плечо с тигром.
— Мое, — безразлично ответил ашурт, не сводя с дракона темных равнодушных глаз.
— Твою одежду почистили, — тот кивнул на стул, — Завтракать будешь?
Тот неопределенно пожал плечами, хмыкнул и откинул покрывало. Таамир наблюдал, как он одевается. Движения были скупыми, быстрыми движениями воина. Мальчика больше не было, вместо него появился мужчина. И поэтому он стал не интересен для дракона. Жаль. Таамир надеялся на продолжение. Сантилли сумел надолго заинтересовать его своей непредсказуемостью.
Они вместе завтракали в эркере гостиной Повелителя, перебрасываясь ничего не значащими пустыми фразами.
— И надолго я здесь? — ближе к концу завтрака по-прежнему безразлично спросил герцог, — отпивая белое вино из широкого бокала.
— Можете уйти, когда пожелаете. Не смею Вас надолго задерживать, Ваша Светлость, — ответил Таамир.
Он уже мысленно с большим сожалением попрощался с бывшим любовником, почти потеряв к нему интерес.
Сантилли на мгновение насмешливо приподнял бровь:
— Даже так? — он, поставив локти на стол, взял бокал в ладони, как нераспустившийся бутон, и стал с интересом рассматривать Таамира поверх него.
Дракон оторвал глаза от тарелки с едой. Этот завтрак уже сильно тяготил его.
— Можешь выметаться в любой момент, — сухо сказал он.
— Не вижу логики, — Сантилли вальяжно развалился на стуле, закинув за его спинку руку и положив ногу на ногу.
— Какая логика тебе нужна? — с раздражением спросил Таамир, сорвал с колен салфетку, скомкал ее и бросил на стол.
— Зачем тогда я вообще здесь нахожусь? — он обвел рукой с бокалом гостиную.
— Когда много лет назад я увидел тебя, тогда еще ребенка, на очередном скучном приеме, мне понравилась твоя улыбка. Теперь она мне не приятна. Можешь проваливать, — Таамир изящно указал герцогу рукой на дверь и сделал жест кистью, как будто мусор выметал.
— Значит, то нападение было не случайным и имело цель, — задумчиво проговорил Сантилли, — что ж, не смею больше отнимать Ваше время, милорд.
Он встал, четко по этикету склонил голову.
— Подожди, — остановил его Таамир.
Он сам не знал, зачем он это сделал, но подойдя к герцогу, Повелитель остановился и посмотрел ему в глаза. Равнодушие из них никуда не делось, и дракон впервые за долгие годы жизни подумал, что ему жаль расставаться с этой игрушкой. Хотя еще спорно и не понятно, кто из них кем играл. Ему захотелось, чтобы в этой черной глубине снова заплясали насмешливые искорки, так когда-то его раздражающие. И, неожиданно для самого себя, он притянул к себе Сантилли и поцеловал. Еще неожиданнее было то, что герцог ответил. Боги, Таамир уже забыл, как этот мальчишка умеет целоваться! К дьяволу все! Но эту проклятую щетину надо сбрить.
Ранним утром через несколько бурных ночей и дней герцог неожиданно ушел. Таамир проснулся от того, что Сантилли рядом не было. Стоя посреди спальни, он уже застегивал пояс с метательными ножами.
Дракон перекатился по простыням, потянулся как кот и поманил герцога рукой к себе. Тот присел на край постели, распущенные волнистые волосы расплескались по плечам.
— Я не буду тебя ждать еще сорок лет, — сказал Таамир.
— Найдешь, если что, — герцог наклонился и поцеловал его, густые волосы накрыли их плотным покрывалом.
— И сбрей свою чертову щетину, — сердито приказал дракон, непроизвольно проведя рукой по своему лицу, — колется.
— Перебьешься, — насмешливо ответил Сантилли, на мгновенье став прежним. В глазах проскользнули смешинки. И добавил, вставая, — И верни моего коня, он мне дорог.
Развернулся, открыл портал и шагнул в него. У Таамира буквально отвисла челюсть — какого дьявола, замок же защищен?! Он сел, ошарашенно глядя на тающий прямоугольник. Чертов мальчишка!
С этого дня у них установились странные отношения. Герцог приходил, когда хотел, потом неожиданно исчезал, доводя Таамира порой до бешенства. Они то ссорились, то снова мирились. Для самого Сантилли дракон стал своеобразной отдушиной, спасением от сумасшествия, на грани которого он находился все время после гибели жены и ребенка. Постепенно он перестал испытывать наслаждение, когда убивал, просто выполнял это, как грязную, но необходимую работу. Большую часть времени герцог стал проводить в крепости на рубеже, иногда совершая рейды по тылам ийет, когда те особенно наглели. И Шали наконец-то смог больше не переживать за него и перевести дух. Потом Сантилли присоединился к Таамиру, помогая полностью истреблять магов.
Постепенно смерть жены уходила на задний план, стиралась, но полностью забыть это Сантилли так и не смог. Как-то ночью, на годовщину ее смерти, напившись, он сжег их бывшие комнаты, чуть не спалив при этом замок отца и не сгорев сам. Найири был в ярости, но сына и пальцем не тронул. Почти.
К женщинам герцог относился легко, соблазняя и тут же их забывая, но домой к себе никогда не приводил, предпочитая проворачивать свои дела на территории красоток или в худшем случае в трактирах. На эти его шалости Таамир старался смотреть сквозь пальцы. Пока. Пусть мальчик развлекается. Герцог снова начал шутить, взялся за гитару и книги. Седина постепенно утрачивала блеск, волосы приобретали свой прежний цвет. Жизнь медленно возвращалась в свою колею.