Начало русской истории. С древнейших времен до княжения Олега
Шрифт:
Постепенно им удалось собрать вокруг себя сильную дружину. С ней вознамерились они исполнить заветную мечту варяга: пошли на Царьград, но не на службу к греческому царю, а за добычей и данью. На двухстах ладьях приплыла русь к Царьграду. Но Богородица защитила святой город. Поднялась буря и разбила русские корабли, немногие дружинники возвратились со своими князьями в Киев. Было это при царе Михаиле, в 866 г., тогда греки и узнали о Русской земле.
Между тем по прошествии семнадцати лет своего княжения Рюрик умер, оставив малолетнего сына Игоря на попечение старшего в своем роду, Олега. Олег взял с собой Игоря и пошел с дружиной к Смоленску, оттуда спустился вниз по Днепру к Киеву. Притворившись больным, послал он сказать Аскольду и Диру: «Я гость поду горский, иду в греки от князя Олега и княжича Игоря, да в дороге разболелся. Есть у меня довольно товара: великого и дорогого бисера и всякого узорочья. Придите ко мне без боязни». Аскольд и Дир вышли из города с малой дружиной и взошли на его ладью. Тут их окружили Олеговы дружинники. «Вы не князья, не роду княжеского, а я роду княжеского», — сказал им Олег и указал на малютку Игоря: «А вот сын Рюриков». Убив Аскольда и Дира, Олег сел княжить в Киеве и нарек этот город матерью городов русских. И были у него мужи —
Вот этим рассказом, доведенным до вокняжения в Киеве Игоря, автор «Повести временных лет» исполнил свое обещание поведать, «откуду есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуду Русская земля стала есть».
Давно замечено, что повесть о начале Русской земли, в том виде, в каком она предстает на страницах русских летописей, является достаточно поздним компилятивным сочинением, составленным из разных источников. В ней четко различимы несколько версий происхождения Русской земли.
«Варяжская версия» — призвание из Балтийского региона «варяго-русских» князей, которые, следуя водным путем «из варяг в греки», распространяют название «русь» на население Новгородской земли и Среднего Поднепровья.
«Дунайско-моравская версия» утверждает этнокультурную идентичность полян-руси со словенами Иллирика, Норика и Подунавья.
«Греческая версия» связывает начало Русской земли с нападением на Константинополь («отселе начнем и числа положим»).
Наконец, Никоновская летопись сохранила еще и «местную версию» исконного проживания «руси» в Северном Причерноморье и Крыму: «роды, нарицаемые руси… живяху у Ексинопонта [Понта Эвксинского, Черного моря]».
Посмотрим же, как летописный рассказ соотносится с исторической действительностью.
Русы в Крыму и Северном Причерноморье
Один историк Русской церкви в свое время провидчески писал: «Итак, к настоящему моменту можно признать, что были какие-то племена в предкавказском Черноморье, не псевдонимно, а исконно называвшиеся Русью… влившиеся в общий поток нашествий на Византийскую империю и вложившиеся в процесс построения государства Русского» [139] .
139
Карташев А.В. История Русской Церкви. С. 74.
Создателями этой Таврической (Черноморско-Азовской) Руси были русы, которые, как мы видели, освоили весь центрально-европейский путь «из варяг в греки», от низовьев Эльбы и Одера до устья Дуная с выходом в Черное море. На рубеже VIII–IX вв. «русские» военно-торговые поселения появляются на крымском побережье.
Для византийских писателей обитание «росов» в Тавриде — факт несомненный. Так, Константин Багрянородный относил Русь князя Игоря к «внешней Росии». Из его слов следует, что помимо Руси в Среднем Поднепровье существовала также еще одна, «внутренняя Росия», которая в таком случае должна находиться в Северном Причерноморье (а не в Новгородской земле, как часто толкуют этот отрывок, забывая о системе ориентации античных и средневековых людей: от ближнего — к дальнему; Киевская Русь была для Константина «внешней», разумеется, по отношению к Византии — не к Новгороду).
Начиная со второй половины X в., когда появилась литературная мода называть народы именами, взятыми из античной классики, византийцы без колебаний зачислили русов в «тавроскифы», то есть в скифские жители Таврии, присвоив им имя крымского народа, упомянутого еще Геродотом. Лев Диакон первым поименовал таврами и тавроскифами воинов Святослава, пояснив, что таково якобы их подлинное имя. Он же отметил, что отец Святослава, князь Игорь, после поражения под стенами Константинополя в 941 г., вернулся с остатками флота к Киммерийскому Боспору, то есть к Керченскому проливу. Достоверность сведениям Льва Диакона придает то обстоятельство, что он обнаруживает осведомленность о другом, наряду с керченским побережьем, местопребывании «тавроскифов». В одном месте своего сочинения он высказывает предостережение, «чтобы скифы не могли уплыть на родину и на Киммерийский Боспор в том случае, если они будут обращены в бегство». Здесь «родина» русов (Киевское княжество) и Киммерийский Боспор (области по берегам Керченского пролива) разграничены, и, значит, последний географический термин полностью историчен, а не употреблен в качестве неопределенного синонима «севера» или «Скифии» в целом. Даже византийские авторы XI—XII вв., прекрасно знавшие южные границы Древнерусского государства, продолжали писать о «грубом и диком скифском народе Рос», который они помещали на его исконных местах проживания, «у северного Тавра».
Арабский писатель Масуди, побывавший около середины X в. на Кавказе и в Хазарии, заметил, что Черное море «есть море русов. На этом море плавают только они, ибо они живут на одном из его берегов».
Географическая память о русах, некогда живших в Крыму, отразилась и в более поздних документах. На географических картах генуэзских и каталонских торговых домов, основавших в XIII—XV вв. свои фактории в Крыму, нынешняя Тендерская коса носит название Росса, в окрестностях Евпатории значатся Россофар («Росский маяк», что указывает на развитое мореходство у живших здесь русов) и Россока. В Приазовье значатся Rosso или fiume Rosso (вблизи устья Дона) и casale dei Rossi (к югу от Азова). На одном из берегов Керченского пролива, в близком соседстве с городом Матархой, хрисовул Михаила I Комнина от 1169 г. и печать Феофано Музалон (XI в.) указывают область Росию. В сочинении арабского географа Идриси (середина XII в.) город Русийа расположен километрах в двадцати к западу от Матархи (Тмуторокани).
По всей видимости, уже тогда появилась и сама «русская» Тмуторокань. Ее средоточием был остров Тамань с соседним побережьем Крыма и Азовского моря.
Таврическая Русь мало походила на уже известные нам Балтийскую и Дунайскую Русии. Она не была ни племенным, ни государственным или предгосударственным образованием. Скорее ее можно назвать неким историческим обществом, раскинувшимся по побережью Черного и Азовского морей. Некоторым его подобием можно считать Запорожскую Сечь или крестоносное воинство в Святой земле. Состав этого общества в этническом отношении был чрезвычайно пестрым, причем восточные славяне изначально в нем не присутствовали [140] .
140
Для этнокультурной характеристики Черноморской Руси большой интерес представляют исторические разыскания Д.Л. Талиса, который провел комплексное исследование всех источников, относящихся к таврическим русам. Указав на то, что в соответствии с греческими и арабскими письменными источниками «в Западной и Восточной Таврике, а также в Северном и Восточном Приазовье обитал многочисленный и известный своим соседям народ, который византийские авторы называли росы, тавроскифы, скифы или тавры, а арабские писатели — русы», и отметив далее отсутствие славянских памятников в этих районах вплоть до XI в., ученый пришел к следующему обескураживающему выводу: «Таким образом, сопоставление письменных и археологических данных приводит к внутренне противоречивому... тезису: в I тысячелетии н. э. росы жили в Крыму, но в это время славянской Руси в Крыму не было» (Талис Д.Л. Росы в Крыму // Советская археология. 1974. № 3. С. 87—99). Следует заметить, что под славянами исследователь понимает восточных славян, обитателей Древней Руси. Для нас же тут никакого противоречия нет: мы знаем, что жившие в Крыму русы не были восточными славянами, а что касается их материальной культуры, то она, по всей видимости, была достаточно эклектичной, как у любых бродячих дружин.
141
Так, имеется указание персидского автора XIII в. Фахр ад-дина Му-баракшаха о заимствовании хазарами письменности у русов. Однако на самом деле некоторые надписи на вещах, найденных в хазарских поселениях, сделаны на аланском языке, другие — аланским письмом на тюркском языке (Турчанинов Г.Ф. Памятники письма и языка народов Кавказа и Восточной Европы. Л., 1971). Следовательно, аланский и «русский» языки в Северном Причерноморье зачастую воспринимались как синонимы.
Сохранилось известие саманидского вазира Мухаммада Балами (60-е гг. X в.) о правителе Дербента Шахрияре, который в 644 г. писал к арабским властям: «Я нахожусь между двумя врагами: один — хазары, а другой — русы, которые суть враги целому миру, в особенности же арабам, а воевать с ними кроме здешних людей никто не умеет. Вместо того чтобы платить дань, будем воевать с русами сами и собственным оружием. И будем удерживать их, чтобы они не вышли из своей страны». Русы здесь являются жителями некоей страны, из которой они нападают на Дербент — с другой стороны, нежели хазары. Этот ориентир приводит нас в Таврику и Приазовье, откуда русы совершали свои набеги на Северный Кавказ и в более позднее время.
Отрывок из сочинения Балами интересен помимо прочего тем, что является редакцией более раннего сообщения ат-Табари (839—923). Однако у этого автора врагами Шахрияра названы аланы и турки. Балами, следовательно, заменил аланов на русов и турок на хазар исходя из исторических реалий своего времени, отмеченного рядом опустошительных рейдов таврических русов на кавказское побережье Каспийского моря.
В поэме Низами Гянджеви «Шах-Намэ» (XII в.) упоминаются «русские бойцы из аланов и арков» (то есть аорсов — другого аланского племени). Сирийский писатель XIII в. Бар Гебрей расшифровал термин «ар-рус» следующим образом: славяне, аланы, лезгины.
Набег на Сурож «русского князя» Бравлина
С конца VIII в. византийские владения на Черном море стали подвергаться нападениям таврических русов.
Первое известие о подобном конфликте содержит Житие святого Стефана, епископа Сурожского (произведение, сохранившееся в русском переводе XV в.). Интересующие нас события отнесены там к ближайшему времени после смерти святого Стефана (787). «По смерти же святого мало лет мину, — повествует древнерусский составитель жития, переработавший греческий оригинал, — прииде рать велика русская из Новаграда, князь Бравлин, силен зело». Разорив все крымское побережье от Корсуня (Херсонеса Таврического) до Керчи, войско Бравлина подступило к Сурожу (греческая Сугдея, нынешний Судак). После десятидневной осады город пал, жилища горожан и христианские храмы подверглись дикому грабежу. Однако при попытке ограбить гробницу святого Стефана Бравлин тяжело заболел и выздоровел только после того, как крестился и вернул награбленное.
В свое время достоверность фрагмента о «русском князе» ставилась под сомнение, но более глубокий филологический анализ текста позволяет заключить, что в своей исторической части Житие святого Стефана является ценным источником по древнерусской истории [142] . Нас, естественно, прежде всего должен заинтересовать «Новаград», откуда пришел со своей ратью князь Бравлин. Этим городом никоим образом не может быть Новгород на Волхове, который тогда попросту не существовал (древнейшие культурные слои Новгорода датируются серединой X в.). Новаград князя Бравлина явно находился где-то поблизости от Корсуни и Сурожа. Возможно, правы те историки, которые в этой связи указывают на Neapolis (Новый город), нанесенный на карты средневековых генуэзских и венецианских купцов неподалеку от нынешнего Симферополя. В самом деле, люди средневекового Запада часто буквально переводили названия славянских городов: Старград — Ольденбург, Велиград — Мекленбург, Магнополис и т. д. Особую убедительность этой гипотезе придает то обстоятельство, что по соседству с помянутым Неаполисом/Новгородом находились местечко Россофар. Кроме того, в античном Крыму зафиксированы еще два «Новгорода», чьи названия образованы от др.-инд. nava — «новый»: Navarum (буквально «Новый город»), город в Скифии (Плиний), и Nauapov (Наварон, Навар), город в нижнем течении Днепра (Птолемей) [143] .
142
Карташев А.В. История Русской Церкви. С. 78—82.
143
О.Н. Трубачёв. К истокам Руси. Наблюдения лингвиста. См.: Трубачёв О.Н. В поисках единства. М., 1997. С. 184—265.