Начало самодержавия в России
Шрифт:
Этот факт указывает на то, что земли в опричных уездах бывшим земским возвращали тогда, когда они вступали в опричнину.
Подводя итог, можно с полным основанием утверждать, что никаких данных в пользу гипотезы об отмене опричнины рассмотрение истории служилого землевладения того периода не дает. И это вполне закономерно. «Введение опричнины, — как отмечает Р. Г. Скрынников, — знаменовало собой крушение кня-жеско-боярского землевладения. Катастрофа была столь велика, что никакие последующие амнистии и частичный возврат земель опальным князьям не могли ликвидировать последствий этой катастрофы». Тем более — следовало бы тут добавить, — что никакого, сколько-нибудь существенного возврата земель прежним владельцам практически и не происходило. Но если так, значит, не происходило и отмены опричнины в ее главном экономическом содержании. Как раз,
Земельная политика двора по существу оставалась традиционно опричной и даже стала более последовательной. Земельное законодательство продолжало препятствовать возрождению крупного привилегированного землевладения.
Сравнительно недавно был обнаружен новый источник, еще раз подтвердивший, что земельная политика опричнины продолжалась и в 80-е гг. Включение бывших земских территорий в фонд дворовых земель сопровождалось выселением оттуда по царскому указу крупных земских землевладельцев и раздачей их вотчин в поместья дворовым людям. За отнятые вотчины выплачивалась денежная компенсация. К сожалению, источник не позволяет судить о том, соответствовал ли размер компенсации действительной стоимости конфискованного имущества.
В копийной книге Спасо-Ефимьева монастыря помещена копия царской грамоты, в которой, в частности, сказано: «…в прошлом, де, в 88 году, как в Суздале взят был к нам во двор и по нашему указу велено Стародубским князем за их вотчины деньги давати из нашие казны, а их вотчины велено в поместья раздавати». [27]
Единый, развивающийся, а не выдохшийся и «отмененный» процесс представляла собой опрично-дворовая политика Грозного 60, 70, 80-х гг.
После так называемой отмены опричнины, якобы происшедшей в 1572 г., сохранялось и разделение территорий на земскую и дворовую.
27
Гос. Ист. музей. Отдел письменных источников, ф. 17, оп. 2, № 258, л. 306 (Копийная книга XVIII в.). Об этом источнике автору сообщил обнаруживший его А. П. Павлов.
С. Б. Веселовский отрицает это: «Большую путаницу в наши представления об опричнине внесло отождествление так называемых дворовых городов, которые упоминаются после отставки опричнины, с опричными городами в собственном смысле слова. Например, в числе дворовых городов упоминаются Псков, Ростов и Юрьев Ливонский, которые, как это достоверно известно, в опричнине не бывали».
Действительно, сохранявшееся разделение городов и территорий на земские и дворовые вносит большую путаницу, но, разумеется, не в представления о продолжавшемся существовании опричнины, а в представления об ее отмене. И более того — выбивает из-под них почву. Что касается приведенного Веселовским аргумента — его нельзя признать убедительным. Ведь исследователь исходит в своем рассуждении из того, что еще надо доказывать. Названные им три города до 1572 г. в опричнину действительно не входили. Из этого, однако, не следует, что они не были взяты туда позднее, если опричнина продолжала существовать. А то, что она продолжала существовать под именем «двора», видно хотя бы из того, что дворовыми городами оказались пе какие-либо три города, а более трех десятков, о которых «достоверно известно», что они в опричнине были. Размеры опричной территории и число опричных городов постоянно возрастали с момента учреждения опричнины. Города, которые раньше, например до 1506 г., «в опричнине не бывали», потом в ней оказались. Что касается конкретно Пскова и Ростова, они вошли в «бывшую» опричнину, т. е. в число дворовых городов действительно после 1572 г.
Как видим из Официальной разрядной книги, дворовыми стали бывшие опричные города и территории: Суздаль, Кострома, Бежецкая пятина, Белев, Галич, Кашин, Лихвин, Козельск, Белозерский уезд, Вологда, Новгород (торговая сторона), Перемышль, Старица. Дворовыми остались Поморье, земли на Онеге, Ваге, Северной Двине и Пинеге. Вновь были «пойманы» в двор Опочка, Красный, Себеж — важнейшие опорные пункты в борьбе
В марте 1577 г. Кириллов монастырь получил две тарханные (освобождающие от налогового обложения) грамоты. Одну направили во все дворовые города за приписыо дворового дьяка А. Шерафединова. Другую — во все города «нашего государства» за приписью земского дьяка С. Лихачева. Интересно, что в 1576 г. посаженный во главе земщины Симеон Бекбулатович именовал «свои», т. е. земские, города также: «города нашего государства». Земщина оставалась и при нем и после него отделенной от опричнины, от двора.
Р. Г. Скрынников выразил несогласие с утверждением, что дворовые территории и города, фигурирующие в источниках до самой смерти Грозного, суть опричные территории и города. Он обратил внимание на то, что, согласно разрядной росписи 1577 г., Разряд направил в некоторые города и земли «дворян из земского» для сбора на государеву службу служилых людей — детей боярских. Очевидно, заключает исследователь, эти города не принадлежали к составу двора, иначе туда не могли быть посланы земские сборщики.
На наш взгляд, дело обстоит не так очевидно.
Заключение, будто в названные дворовые города «не могли быть посланы сборщики из земского», исходит из посылки, будто на опричных, а затем на дворовых территориях «испомещались» сплошняком одни лишь опричники и дворовые. Такое представление неточно. На опричных и дворовых территориях и в городах наряду с опричными и дворовыми служилыми людьми находились и земские, которых при переходе данной местности в опричнину или в двор, оттуда не выселяли. Собирать их на службу по земским спискам направлялись земские сборщики. К тому времени, когда эти сборщики отправились в дворовые города собирать на службу своих служилых людей, дворовые из этих мест уже находились в царском войске. Об этом с очевидностью свидетельствует тот факт, что они уже фигурируют в той же самой росписи 1577 г., в подразделениях, численный состав которых тут же указан с точностью до одного человека.
К числу уже приведенных данных, подтверждающих, что опричнина не была отменена Грозным и 1572 г., следует прибавить и еще одно свидетельство современника. Речь идет об «Истории о великом князе Московском» А. М. Курбского. Нетрудно представить себе, с каким злорадством написал бы он о провале опричной политики Грозного, об отмене ненавистной опричнины. Но, как известно, найти ни в этом, ни и других сочинениях Курбского хотя бы намек на отмену опричнины невозможно.
В 1573–1574 гг. к моменту окончания своей «Истории» Курбский пишет об опричнине как о существующем учреждении. «О, окаянныи… пагубники отечества, и телесоядцы, и кровопийцы, — обращается Курбский к опричникам, — поколь маете безстудствовати и оправдати такова человека растерзателя». В патетическом этом вопросе звучит надежда на уничтожение опричнины. Но «доколе» опричники будут «безстудствовать», Курбский не знает и конца опричнины явно не предвидит. Опричнина и опричники продолжают существовать для Курбского и в более поздние годы. В своем третьем послании Ивану Грозному, написанном в сентябре 1579 г., Курбский говорит, что с пути истинного людей совращает дьявол, и продолжает: «Как ныне и с твоим величеством по воле его случилось: вместо избранных и достойных мужей, которые, не стыдясь, говорили тебе правду, окружил себя сквернейшими прихлебателями и маньяками, вместо крепких воевод и полководцев — гнуснейшими и богу ненавистными Вельскими с товарищами их, вместо храброго воинства — кромешниками, или опричниками кровоядными, которые несравнимо отвратительнее палачей».
Для Курбского опричнина началась давно — с изгнания «избранных и достойных мужей», т. е. Сильвестра, Адашева и их соратников. Однако он не случайно не упоминает здесь имен организаторов опричнины — Басмановых «с товарищи», поскольку они давно сошли с исторической сцены. Он очень точно выбрал род Вельских, символизирующий как бы всю кровавую историю опричнины от Малюты Скуратова-Бельского и до виднейшего дворового деятеля конца 70-х гг. Богдана Яковлевича Вельского. В своем последнем послании Курбский все еще заклинает царя: «Очнись и встань! Никогда не поздно…». Среди шагов, которые царь должен предпринять, чтобы спастись, очиститься, начать новую жизнь, а главное, чтобы прекратить ужасные бедствия своей страны, важнейшим, по мнению Курбского, является прекращение разгулов «кромешников» — опричников.