Национал-большевизм
Шрифт:
— Сегодня ты, а завтра я!..
И никаким методом трудовых газетных ульев, никаким гамом единогласных резолюций, никакими вынужденными «покаяниями» этой сверлящей тревоги не избыть, не загасить, не замазать.
Партия утратила былое единство. Его ей не вернуть. «Минимум» единения, восстановленный покаянной оппозиционной декларацией, не воскресит органической монолитности. Наступает «худой мир», который лучше ссоры, но которому далеко до дружбы и прежнего боевого братства. Кто знает азбуку истории, тот понимает это, как дважды два.
II
Но
Конечно, настроения в партии являются «рефлексом» больших процессов, идущих в стране. «Принципы существуют для школы; государство имеет дело с интересами», — говаривал в таких случаях Сийэс. Исполнились снова какие-то сроки. Подходит к завершению перегруппировка социальных сил, по которой строился очередной фазис революционной динамики, ныне исчерпывающейся. Как и в дни преднэпья, советская власть — у перепутья.
Страна ожила. «Восстановительный» период приближается к концу. Растут потребности населения, усиливается его активность. И логика развития требует дальнейших этапов. Нужно пополнять основной капитал, налаживать накопление, нужно создавать основы движения дальше и вперед.
В 19-ом году революцию спасли террор и пресловутый «грабеж награбленного» или, выражаясь языком Тэна, «коренная, всеобщая, необычайная ампутация, произведенная со смелостью теоретика и грубостью коновала». В 21-ом году страну и революцию спас нэп, породивший весь последующий этап государственного воссоздания и революционного заката. Теперь необходим новый маневр, новый импульс, выражаясь фигурально, неонэп. «Грубость коновала», как и фанатизм теоретика, ныне уже не по сезону.
Ортодоксы в отчаянии. Многое не вышло, многое вышло иначе. Зачем это было, право, Марксу называть революции «локомотивами истории»?! Обманула чужая революция, подвела и своя собственная, прозаично приспособившись к сумеркам. Тенденции восстановления гнут не на коммунизм, а что-то в сторону от него. «Крестьянский Брест» оказался куда хлопотливей, сложнее германского. Значит, остается одно:
— Осади назад! (Зиновьев).
Ортодоксы оппозиции — реакционеры революции. Они мечтают вернуть весну в сентябре. Как Леонтьев хотел подморозить Россию, чтобы не гнила, — так они теперь требуют заморозить оживающую народную стихию дабы не переступила заповедных рубежей. Леонтьеву не удалось: вместо мороза Россия попала в огонь. Вряд ли удастся и нынешним его продолжателям: чему быть, того не миновать.
И пусть даже они, действительно, «оппозиция всех талантов», как было некогда в Англии «министерство всех талантов». Но тем хуже для талантов.
Молотов давно произнес перед московскими рабочими прелюбопытнейшую речь. Если ее слышал иронический и лукавый демон истории, она должна была ему доставить совершенно исключительное наслаждение. Оратор в ней положительно превзошел самого себя и свою партию. Так и вспомнился покойный Новгородцев, рекомендовавший в 18-ом году кадетам совершить «взлет над самими собой»…
Да, Молотов прав: на наших глазах происходит угасание старых партийных звезд. Зиновьева рабочие встречают криками «дезорганизатор» и «ренегат», Троцкого и прочих тянут за выступления в ближайший райком, Сапронова гонят с митинга, блистательного Радека не желают читать. Несомненно, симптомы многозначительные. Наступают
И пусть тот партийный середняк, что хлынул ныне на смену «белоручкам» из железной когорты, бесконечно менее ярок, менее ценен, пусть даже менее смел и последователен, чем она: в настоящий момент он социально полезнее и государственно плодотворнее. Старик Платон очень хорошо учил, как нужно обращаться с талантливыми и яркими, но опасными для государства людьми: воздайте им, — говорил он, — все личные почести, украсьте их головы венками, но удалите их из отечества подальше. Невольно теперь вспоминается этот старинный рецепт божественного мудреца.
В делах государственных не следует гоняться за внешним блеском, красивой теорией и так называемой «чистотой убеждений». Тут, как, впрочем, и всюду, лучше «судить по плодам». Нужды нет, что теория оппозиции возвышенна и сами оппозиционеры — убежденные люди. Их теория (я говорю о господствующей в оппозиции «левой» теории Зиновьева-Троцкого) уже сыграла свою роль и в настоящее время представляет собою выжатый лимон, нужный стране не более, чем прошлогодний снег. Поэтому давайте нам более гибких, менее «убежденных» людей, но зато чутких к жизни, умеющих слушаться ее, а, следовательно, и управлять ею.
Мудро говорил на этот счет тот же Леонтьев:
«Хорошие люди нередко бывают хуже худых. Это иногда случается. Личная честность может лично же и нравиться, и внушать уважение, но в этих непрочных вещах нет ничего политического, организующего. Очень хорошие люди иногда ужасно вредят государству, если политическое воспитание их ложно, и Чичиковы и городничие Гоголя несравненно иногда полезнее их для целого».
Леонтьев глубоко прав. Если не менее прав Молотов, метко изобличивший всю уродливость «политического воспитания» нынешней оппозиционной плеяды, — как не согласиться, что даже и «хорошие люди» из оппозиции гораздо хуже «худых» из большинства? И как не признать, что законопослушные редакторы благонамеренных «Коммун» и граммофонные ораторы уездных парткомов, — все эти Чичиковы и городничие наших дней — куда приемлемее, социально полезнее оппозиционных львов, исполненных идей и протестов?.. Плохо ли, хорошо ли, но они стоят на стороне организующего начала и на почве окружающей их государственной среды.
Социальный протест, если не вызванный, то ускоренный и заостренный революцией, выдвинул на русскую историческую авансцену новые государственно-хозяйственные силы. В этом актуальнейшем социальном отборе, в этой коренной переоценке социальной и индивидуальной годности — основное содержание революции. Многое минется, но это от нее останется. И именно в этом — ее пребывающий положительный смысл.
Подводя итоги смутному времени и анализируя условия тогдашнего выздоровления России, В.О. Ключевский справедливо отмечает: