Национальность – одессит
Шрифт:
— Я решил вернуть вам деньги за обучение. Вы заплатили своей лекцией. Это лучшее, что я слышал об авиации за все время!
— Для меня триста рублей тоже не проблема, — попробовал отказаться я. — Вторую половину заплатила редакция газеты «Одесские новости», как гонорар за цикл статей о вашей школе, обучении в ней.
— Так вы будете еще и продвигать воздухоплавание в народ?! Тогда с вас ни копейки! Завтра же вам вернут всё! — решил он.
140
Когда я приехал на занятие, разминувшись по пути с электрическим трамваем, который с прошлого года начал ходить и мимо дачи «Отрада», начальник школы Харлампий Федорович Стаматьев, подполковник, заместитель командира Одесского батальона морской пехоты, вручил мне три «катеньки» от господина Анатра. Я
Мы перекинулись с подполковником парой слов. Я сообщил, что являюсь прапорщиком артиллерии в запасе, отслужив год вольноопределяющимся, чем значительно повысил свой статус в его глазах и еще трех офицеров, заканчивавших курс обучения. Они все служили в разных воинских подразделениях, размещенных в городе и окрестностях. Написали рапорта о желании освоить новую военную профессию, и им дали разрешение отсутствовать на службе пять месяцев с сохранением зарплаты и зачетом выслуги. Сейчас офицер может взять отпуск только на месяц раз в год или на два раз в два года. При более продолжительной отлучке, которая возможна по разным причинам, деньги не платят, выслуга не идет, должность отдают другому, и по возвращению надо будет ждать, когда освободится такая же.
День выдался холодноватый, но с легким ветром, поэтому курсантам разрешили полетать. Из ангара выкатили «брелио-11» версии два-бис и два «антуанетт-7».
Первый был более старой моделью. Размах крыльев с деревянной, обтянутой снизу тканью, покрытой лаком, из-за чего имела желтоватый цвет, и длина были почти одинаковыми — около семи метров. Каркас прямоугольного сечения из сосны. Обшита фанерой только передняя часть, где установлена стальная моторама с семицилиндровым звездообразным двигателем мощностью пятьдесят лошадиных сил, двулопастным винтом длиной два метра тридцать сантиметров и шасси с двумя колесами. В хвостовой части только костыль. За двигателем располагались баки с топливом и касторовым маслом, а за ними два кресла рядом для пилота (справа) и пассажира. Рулем высоты управляли с помощью длинной рукоятки, рулями направления — педалями, поперечное управление — специальной рукояткой, изгибавшей задние части крыльев одновременно в разные стороны — вверх-вниз (гошение), двигателем — простой дроссель, регулировавший подачу топлива. В кабине установлены спидометр, тахометр и авиагоризонт. Разгонялся в воздухе километров до восьмидесяти. Из-за расположения сидений в ряд его использовали для натаски начинающих учеников.
«Антуанетт-7» более свежая модель и при этом более медленная. Длина одиннадцать с половиной метров, размах крыльев двенадцать и восемь. Корпус почти треугольного сечения, полностью обшитый фанерой. Двигатель восьмицилиндровый V-образный мощностью тоже пятьдесят лошадей, но разгоняющий всего километров до семидесяти. Управление похожее, приборы те же. Хотя сидений два, расположенных одно за другим, летают по одному, потому что с пассажиром плохо отрывается от земли, только против сильного ветра, и набирает высоту.
Пилоты в кожаных шлемах, куртках и очках. Шиком считаются пошитые в Швеции. Там знают толк в сильных сырых ветрах. На мне такие же, только новенькие, купленные сразу после зачисления в школу и сегодня надетые впервые. На шее длинный шарф. Это не понты, а суровая необходимость, потому что время от времени надо вытирать очки, которые заляпывают капли масла, топлива и прочая грязь. Касторовое масло создавало и второе неудобство. При продолжительном полете оно срабатывало, как слабительное. Так что пилот, выпрыгивавший из только остановившегося аэроплана и рысью скакавший к ближнему сортиру, снимая на бегу штаны — суровая реальность.
— Слетаем? — спросил меня инструктор Хиони.
— Запросто! — согласился я.
Я занял место справа и на уровне вдруг ожившего инстинкта поискал, как в автомобиле, ремень безопасности, но не нашел.
— Мы не пристегиваемся, — проинформировал, догадавшись, пилот.
— Трусливые французы требовали, — произнес я в оправдание.
Двигатель запускался вручную в прямом смысле слова.
— От винта! — предупредил один из учеников и резко толкнул лопасть винта, успев убрать руку, когда он завертелся. Два техника придержали хвост, не давая аэроплану двигаться, дожидаясь, когда двигатель прогреется, и отпустив, когда пилот добавил оборотов и махнул рукой. «Брелио-11»
Постепенно мы поднялись выше, и я успокоился. В лицо дул холодный ветер, малость обжигая. Такое впечатление, что едешь на мотоцикле. Благодаря очкам, глаза не слезились, и я принялся рассматривать Одессу с высоты. Совершено другой город. Найдя знакомый ориентир — Пантелеймоновский храм, определил дачу «Отрада», но дом со своей квартирой вычленить не смог.
— Попробуешь поработать рулем высоты? — крикнул мне пилот Хиони.
— Да! — кивнув, крикнул я в ответ.
Рукоять была тугая. Наверное, специально сделали такой, чтобы не совершали резких движений. На самолете, как и на судне, между поворотом руля и началом действия есть временной лаг, к которому надо привыкнуть. Неопытные, не заметив мгновенную реакцию, продолжают перекладывать руль, а потом, поняв ошибку, в обратную сторону так же круто, совершая вторую. У меня был навык, поэтому медленно снизился, поднялся, снизился. Мы закончили полет по кругу, направились в сторону «аэродрома». Инструктор, протерев за это время очки, дал понять, что дальше сам, повел аэроплан на посадку. Сели сравнительно мягко, хотя рессор на шасси нет, подпрыгнув пару раз. Аэроплан, теряя скорость, потому что обороты были сбавлены до минимума, покатился к брезентовому ангару, где стояли зрители.
Полет бы коротким, касторка не успела накопить нужный эффект, поэтому оба, выбравшись из кабины, не рванули к деревянной будке сортира.
— Как слетали? — спросил подполковник Стаматьев.
— Нормально. Видно, что не первый раз, имеет навыки, — доложил пилот Хиони.
— Это хорошо! — похвалил начальник школы.
Вернувшись домой, я написал под своим именем восторженную статью о полете на аэроплане, как будто это первый в моей жизни. Впрочем, на таком примитиве, действительно, раньше не летал.
141
В начале февраля я вернулся к преподаванию в Одесских высших женских педагогических курсах, потому что приват-доцент неосмотрительно пожалел и откликнулся на домогательства несчастной некрасивой курсистки, но жениться, подлец, не захотел. Мамаши девицы пришла к директору и… с начала февраля общую химию опять преподаю я. Директор Богоявленский на этот раз вздохнул облегченно.
— Ваша супруга была прилежной, воспитанной курсисткой, — объяснил он.
Не стал его разубеждать, посвящать в семенную хронику.
Девицы не приставали ко мне. Может, потому, что знали, на ком женат, может, считали, что у меня и без них хватает воздыхательниц, потому что богат и еще пилот. Статьи в газете «Одесские новости» о воздухоплавательной школе сделали меня популярным во всем городе. Даже новый градоначальник Иван Васильевич Сосновский соизволил прислать мне приглашение на пасхальный обед в воскресенье двадцать пятого марта.
Мы познакомились на строительстве новой воздухоплавательной школы. Артур Антонович Анатра в январе частично выкупил, частично получил в дар от города по распоряжению императора Николая Второго большой участок земли рядом со стрельбищем, которое я посещал по выходным, и начал строить там каменные ангары, учебные и жилые здания, каменно-деревянную смотровую вышку пятнадцатиметровой высоты. Аэродрому дали название «Школьный» в честь воздухоплавательной школы. Насколько я помню, он сохранится, и рядом будет жилой микрорайон с таким же названием. В начале марта туда перегнали два аэроплана «антуанетт-7», на которых к тому времени летал и я. Сорокачетырехлетний градоначальник Сосновский, приехавший посмотреть, как идут дела, был высок ростом и крепок телом, с бравыми, гусарскими усами, и в мундире чиновника смотрелся кадровым военным, хотя закончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Впечатление немного портили пенсне и странная походка. Сосновский болен радикулитом, поэтому и оставил пост архангельского губернатора, перевелся с понижением в Одессу, чтобы лечиться грязями в Куяльнике.