Национальность – одессит
Шрифт:
Их предки, прозванные норманнами или викингами, топали за добычей со Скандинавского полуострова в Италию, остановились на привал в этих краях, осмотрелись и решили не переться дальше, а затем позвали сюда родственников, друзей, приятелей… Здесь были такие же горы, как на родине, но климат теплее, мягче. В итоге со временем появилась Швейцария, состоявшая из кантонов — разросшихся нормандских родов, занимавших долины и ущелья, как на исторической родине.
В паспортах наши имена даны на трех языках, включая французский и немецкий, которые считаются здесь государственными, а вот предбрачные сведения пришлось переводить и заверять у нотариуса, который абсолютно не знал реалий России, как и переводчик, консультировавший его, благодаря чему, документы стали выглядеть солиднее. По крайней мере,
— Если у вас есть какие-либо сомнения, могу предоставить поручителей, — предложил я, положив на стол визитку Натана Мозера, директора банка «Ломбар Одье и Ко». — Они управляют моими капталами уже четыре года.
Эту помощь мне предложил старший специалист банка Корсин Штайнер, когда я зашел к ним, чтобы уведомить, что прибыл в Женеву, что займусь размещением недавно переведенного сюда капитала после того, как решу личные дела — женюсь.
— Вдруг по каким-то причинам здесь не получится, тогда придется перебраться в другой кантон, — без всякой задней мысли, чисто в порядке информирования выложил я.
Банковский служащий понял по-своему и побежал к руководству, чтобы предупредить, что могут потерять клиента, у которого на счету без малого шестьсот тысяч франков. Вернулся с визиткой директора и просьбой сразу позвонить, если вдруг возникнут недоразумения с чиновниками мэрии.
Флориан Кун внимательно ознакомился с визиткой, после чего спросил:
— Не возражаете, если я позвоню?
— Конечно! — согласился я. — Для того ее и дали мне.
Чиновник поднял трубку довольно громоздкого темно-коричневого аппарата все той же фирмы «Эриксон», попросил барышню соединить именно с Натаном Мозером, директором банка «Ломбар Одье и Ко», хотя на визитке был указан номер, и, когда ответили, объяснил, по какому вопросы беспокоит. Я не слышал, что ему сказали. Судя по тому, как быстро сползла строгость с лица Флориана Куна, я думаю о себе хуже, чем другие.
Положив трубку на аппарат, чиновник важно заявил:
— Ваши документы успешно прошли процедуру проверки. Вы можете вступить в брак не ранее, чем через десять дней, и не позже, чем через три месяца, иначе придется начинать сначала и еще раз платить пошлину в восемь франков. Если желаете, можете прямо сейчас выбрать удобную дату.
— Какая ближняя? — задал я вопрос.
— Двенадцатое июля, понедельник, — ответил он, не воспользовавшись календарем.
— Понедельник — тяжелый день, тринадцатое — несчастливое число. Пожалуй, можно на среду четырнадцатого, — перебрал я и спросил Вероник: — Ты не против?
— Нет! — ответила она, улыбнувшись, видимо, все еще не веря, что скоро станет женой.
— Значит, я записываю вас на четырнадцатое июля, — сказал чиновник, открыв толстый талмуд в кожаном переплете. — Девять утра вас устроит?
— Да, — подтвердил я.
— Приходите с двумя свидетелями, — предупредил он.
— Если не затруднит, просветите меня еще по одному вопросу. Как получить гражданство вашей страны? — спросил я. — В России в последнее время стало слишком много революционеров. Боюсь, как бы не случилось, что и во Франции век назад.
— Это сейчас общая беда. У нас тоже смутьянов развелось немало. Работать не хотят, требуют всяких незаслуженных благ. Наверное, слышали, как у нас двенадцать лет назад итальянский анархист убил Элизабет, императрицу Австро-Венгрии? — с радостью подхватил он тему, после чего просветил: — В нашем кантоне по закону надо прожить десять лет, чтобы получить гражданство, но в некоторых случаях срок может быть сокращен вдвое. Один из них — это значительный вклад в экономику кантона, как у вас. Директор банка сказал мне, что четыре года назад вы купили облигации Женевы на сумму сто тысяч франков и еще владеете акциями некоторых наших предприятий, так что через год можете подать прошение на гражданство. Оно будет рассмотрено в ускоренном порядке. Мы с радостью принимаем в кантон состоятельных и законопослушных налогоплательщиков.
Ударение на слове «состоятельных». Швейцарских банкиров никогда не интересовало, откуда у человека деньги. Если они есть и он
133
Мы решили дождаться мероприятия в Женеве, а потом поехать в Париж в свадебное путешествие. Как по мне, приезд сюда — тоже часть этого путешествия. Первые дни с утра мы нанимали извозчика и ездили по городу: по старой части возле холма с собором Святого Петра, который начали строить в двенадцатом веке и закончили через сто пятьдесят лет, простого, скромного, как и когда-то служивший в нем Кальвин; по набережной Монблан до Английского сада, где находятся Цветочные часы — стрелки установлены на невысоком склоне, засаженном цветами — и мавзолей герцога Брауншвейгского, почившего здесь тридцать семь лет назад и оставившего городу двадцать четыре миллиона швейцарских франков, на два миллиона из которых и была построена усыпальница, спроектированная под веронскую Скалигеровскую гробницу, а на остальные — несколько общественных зданий, включая Большой оперный театр — двухэтажное здание из белого или выкрашенного в белый цвет камня на площади Нев, в котором мы побывали на представлениях дважды, больше я не выдержал; по новой части города на противоположном берегу реки Роны, переехав туда по мосту Монблан (самое популярное название в Швейцарии); просто вдоль берега Женевского озера, которое француза называют Леман, любуясь утками и белыми лебедями, которых здесь охраняют лучше, чем людей, небольшими пассажирскими пароходами, двухмачтовыми грузовыми барками с латинскими парусами и корпусами, как у голландских тьялков. Места, конечно, красивые. Я заметил, что это помогает Вероник постепенно примиряться с мыслью, что придется жить здесь, вдали от родины.
Однажды мы переехали по мосту через реку Арве и оказались в Каруже, пригороде Женевы. Небольшое поселение, которое начали расширять богачи, желающие жить подальше от назойливой бедноты. В одном месте строилось что-то типа элитного поселка. Земля по обе стороны улицы, по которой прокладывали трубы для водопровода и канализации и на которой вкапывали столбы для подведения электричества, была разделена колышками на участки. На трех уже закладывали фундаменты. В начале и конце поселка стояли деревянные щиты на двух ножках с плакатами, призывающими купить и построиться, с последним помогут. Неподалеку от первого стояла деревянная будочка — так сказать, полевой офис. В нем сидел за столом с телефоном усатый итальянец лет тридцати в светло-кремовом, как и у меня, костюме, но мой был из более дорогой ткани. Это было сразу отмечено, и ко мне обратились со всем уважением, а к Вероник — со всем восхищением. Поскольку я знал, что итальянцы лучше рассказывают о своих любовных подвигах, чем их совершают, иначе бы давно передохли от перегрузок, отнесся к его воздыханиям с юмором.
— Сколько стоит участок? — поинтересовался я.
— Это зависит от расположения, кто будет соседями, будем ли мы строить или кто-то другой… — начал он штыбовать мне уши.
— Назовите вилку от и до, — оборвал я.
— Две тысячи франков и выше. Это вам придется обсудить в нашем главном офисе в Женеве, — сообщил он.
— Какие номера у этих участков? — показал я на два примерно посередине поселка.
— Семь и восемь, — ответил он, после чего назвал адрес офиса и пообещал позвонить туда, предупредить о нашем приезде.
Главный офис «Женевской строительной компании» располагался в двухэтажном здании в итальянском стиле на берегу Роны. Кабинет директора Роберто Мойера, к которому сразу проводили меня, был на втором этаже. Вероник оставил в кофейне неподалеку, иначе, как я понял, деловой разговор не получится, всё внимание будет направлено на нее. Швейцарки, как и француженки, в лучшем случае, всего лишь симпатичные, до русских девушек им далеко.
Большой кабинет был обставлен богато и со вкусом. Директору немного за пятьдесят, полноват, лысоват и, хотя внешне походил на итальянца, неэмоционален. Одет в белый костюм и рубашку и красный галстук-бабочку. Поздоровавшись, сперва посочувствовал мне, что приходится ездить по такой жаре, а на улице было градусов тридцать пять. Поскольку в кабинете было всего-то около тридцати, он имел на это право.