Национальность – одессит
Шрифт:
По окончанию мероприятия я пригласил всех присутствовавших на защите преподавателей отобедать в ресторане гостиницы «Пассаж», расположенной на углу Дерибасовской и Преображенской. Согласились все, даже ректор, который поехал со мной на пролетке.
— Вы не перестаете меня удивлять, — признался он. — Ваше решение пойти служить вольноопределяющимся было настолько неожиданным, что я решил, что хотите посвятить себя военной службе или преподаванию в военном училище, а только что Евфимий Филимонович сказал мне, что вы согласны в следующем учебном году занять вакантную должность экстраординарного профессора, будете помогать ему.
— Отправиться на службу в армии, стать офицером запаса я решил потому, что есть у меня предчувствие, что скоро будет война, очень большая, кровавая. Грядет передел мира между великими державами, и Россию ждут тяжелые времена, когда солдат станет нужнее профессора, —
— Вы знаете, меня тоже беспокоит происходящее в империи. Народ, что высшее сословие, что низы, ведут себя, как тяжелый больной, который, вместо того, чтобы срочно лечиться, убеждает себя, что все хорошо, и ведет разгульный образ жизни. Нам бы собраться, объединить усилия, найти компромиссные решения, но нет, каждый думает только о себе, одна болтовня! Вся надежда на Столыпина! — пламенно произнес он.
Не стал говорить ректору Левашову, что надежды юношей питают; что премьер-министра скоро чужими руками застрелят свои и именно потому, что мешает разгулу; что империя рухнет, а в том, что образуется на ее развалинах, не будет места членам партии «Союз русского народа», которую советские историки старательно извозят в грязи, превратив из патриотов-государственников в гопников-антисемитов.
128
Перед Рождеством, по выслуге положенных шести месяцев, мне присвоили звание младшего унтер-офицера (младшего сержанта). Начальник Четвертого стрелкового артиллерийского дивизиона полковник Джанелидзе сообщил мне, что теперь я могу сдавать экзамены на офицерский чин по мере готовности и желания. Для подготовки мне выделялся срок до окончания службы, во время которого я мог не появляться в расположении части. Договорись, что начну после Нового года. Надо будет проявить «достаточные знания» по артиллерийскому делу, фортификации, тактике, топографии, уставу строевой службы пешей артиллерии. Уровень достаточности будет определять экзаменационная комиссия из трех офицеров: председателя — командира дивизиона или командира батареи — и двух членов в звании не ниже капитана.
Я готовился сразу ко всем экзаменам, но собирался сдавать по одному, чтобы не перенапрягаться. У меня впереди еще почти полгода. Лучше было бы, конечно, уложиться до начала учебного года в университете, потому что я записался на двухмесячный курс по подготовке к чтению лекций. По большому счету это формальность. За четыре года обучения студент успевает насмотреться разных вариантов, как читать лекции, и выбрать подходящий для него или выработать свой. Мне придется каждое утро появляться в кабинете отделения химии, чтобы в случае аврала подменить какого-нибудь преподавателя. Такое случается частенько. Руководить моей подготовкой будет заслуженный профессор Клименко Евфимий Филимонович, который приходит в университет, чтобы попить чайку и поболтать с коллегами за науку, хотя иногда с большой неохотой подменяет приват-доцентов, которые по каким-то причинам в этот день не могут прочитать лекцию.
Первой решил сдавать топография, как самый легкий предмет, потому что за время учебы в университете освежил знания по картографию и геодезии, частью которых она является. Экзамен принимали полковник Джанелидзе Василий Николаевич, командир второй батареи подполковник Шкадышек Михаил Федорович и командир первой князь подполковник Кропоткин, но Петр Васильевич, а не Петр Алексеевич, идеолог русского анархизма, который сейчас прячется в Англии.
Во время учебы в институте я делал о нем доклад по предмету история философии, чтобы не читать всю остальную муть. Академик, коммунист-антисоветчик (чего только не было в антисистеме!), ставил на экзамене оценку, ничего не спрашивая, только по посещаемости: ходил и делал доклад — отлично, ходил, но не делал или наоборот — хорошо… У Кропоткина не было научных и каких-либо других трудов — на кой они анархисту?! — поэтому доклад свелся к биографии и констатации, что в данном случае философией был образ жизни, то есть типа русский вариант Конфуция. Что помню, так это отрицательное отношение князя Кропоткина, который Алексеевич, к террору. Так что не знаю за всех, но одесские анархисты явно пошли не в своего идейного папашу.
Экзамен начался с вопроса, заданного строгим тоном полковником Джанелидзе:
— До меня дошли слухи, что вы перед Рождеством защитили докторскую диссертацию по химии. Так ли это?
— Да, — ответил я. — Жду утверждения. Говорить до этого — дурная примета.
— Вай мэ! Боитесь сглазить, да?! — радостно произнес грузин, узнав, что я не проявил уважение к нему по уважительной причине.
—
— Я уверен, что будущий профессор отлично разбирается в теории — топографии, фортификации и тактике, а познания по Уставу и артиллерийскому делу мы видели на летних сборах, так что не будем мучить его всякими вопросами. Он уже доказал на деле, что достоин быть офицером и частью нашего дружного дивизиона! — провозгласил полковник Джанелидзе, которому осталось служить до пенсии полтора года, а после него в дивизионе хоть потоп.
Остальные, которым до пенсии далеко, но ведь, по их мнению, и войны в ближайшие семь лет, когда я буду в запасе, не предвидится, тоже не стали напрягать меня. Тем более, что, как они и предполагали, были приглашены отужинать со мной в отдельном кабинете ресторана гостиницы «Санкт-Петербургской», отметить сдачу экзаменов. Поскольку старшим офицерам неприлично сидеть за одним столом с унтер-офицером, я заехал домой и переоделся в штатское. Оттуда позвонил в ресторан, зарезервировал столик и велел поставить на лед три бутылки полусладкого шампанского, которое считается сейчас мерилом успеха и победы — пробки в потолок!
После окончания срока службы мне будет присвоено звание прапорщик (младший лейтенант), которое ничего не дает вне армии, даже личное дворянство, положенное любому офицеру. Зато, если останусь служить или меня призовут, получу подпоручика и всё полагающееся с этим званием плюшки.
129
В конце апреля пришел диплом из Санкт-Петербурга — прямоугольный лист плотной бумаги со сложной красивой виньеткой: « Под высочайшим покровительством всепресветлейшего, державнейшего великого государя Николая Второго, императора и самодержавца Всероссийского и прочая, прочая, прочая. Императорский Новороссийский Университет. Сим свидетельствует, что… (ФИО)… защитив публично и с совершенным успехом перед Советом университета… господином министром народного просвещения утвержден пятого апреля тысяча девятьсот десятого года в степени Доктора Химии с присвоением всех прав и преимуществ… Дата, подписи (золотыми чернилами), текстурная печать». Вместе с дипломом мне выдали в университете бумагу для полиции, что отныне я дворянин на службе в Императорском Новороссийском университете. Ректор Левашов подтвердил, что в силе наш разговор после защиты диссертации — со следующего учебного года я буду зачислен в штат на должность экстраординарного профессора, о чем я и написал ему прошение, которое было тут же завизировано и отдано секретарше, довольно смазливой даме двадцати семи лет. Видимо, я недооцениваю господина Левашова, считая только хозяйственником и политиком. В мои обязанности будет входить чтение лекций по курсу технической химии вместо почившего профессора Петриева и ленивого профессора Клименко, возможно, каких-нибудь еще, если кто-то из приват-доцентов откажется. Некоторые ординарные профессора предпочитают заниматься «чистой» наукой, то есть жить на оклад, больше ничего не делая. Жена покойного, согласно его завещанию, передала на кафедру литографии лекций и наглядные пособия: схемы, чертежи, рисунки, макеты… Так что мне даже не пришлось делать собственный конспект, лишь добавил сведения, появившееся за последние два года.
Вторым следствием получения звания доктор наук было предложение руки и сердца Вероник Соколовой. Я убедился, что способен терпеть ее и дальше. Этому способствовало то, что занимаясь с ней любовью, мне не надо было вспоминать других женщин, чтобы получить больше удовольствия или наконец-то добраться до него. Во время этих процессов я был именно с ней и только с ней.
Седьмого мая утром мы довольно эмоционально покувыркались в постели, после чего Вероник заняла туалетную комнату, а я приготовил чай в электрическом чайнике, изготовленном по моему проекту. Хотел его запатентовать, но, как мне сказали на отделении физики, это уже сделали ушлые американцы лет двадцать пять назад. Подозреваю, что не один скитаюсь по эпохам.
Во время легкого завтрака — чай и бутерброды со сливочным маслом и соленой семгой — я положил на стол, накрытый белой скатертью, рядом с Вероник картонную коробочку, обклеенную черным бархатом:
— С днем рождения!
Внутри в специальный паз, украшенный красным атласом, был вставлен золотой перстень с бриллиантом овальной огранки в полтора карата.
— Ах, какая прелесть! — воскликнула Вероник, потом посмотрела на меня и спросила напряжено: — Это?… — и запнулась, боясь услышать не тот ответ.