Над кем не властно время
Шрифт:
В свете последнего развития событий Максим с трудом представлял себе, как возобновит в сентябре участие в математическом кружке у милого Николая Ивановича, где пепел лежал даже на бубликах.
Вспомнив о Дымове, Максим с удивлением понял, что с тех пор, как выписался из больницы, ни разу не взял в руки ни одного математического текста и не попытался решить какую-либо задачу.
Максим лежал на своем низком топчане, вспоминая события минувшего дня. Через окно было видно, как луна тщетно пытается вырваться из облачных оков. В комнате отца тихо потрескивал транзисторный приемник. На днях друзья Бориса - инженеры знаменитого рижского электротехнического завода - подарили ему модификацию транзистора "ВЭФ-206"
Максим потянулся к спидоле, включил, понизил звук до очень тихого и прижал маленький радиоприемник к щеке. У него тоже не было проблемы с глушением, поскольку он слушал станции, вещавшие на итальянском, испанском, арабском и иврите. В Советском Союзе было слишком мало потенциальных слушателей, способных понимать эти языки. Государственные деньги выделялись для глушения "вражеских голосов" на языках союзных республик. Поэтому трансляция была чистой, совершенно без помех.
Максим любил слушать эту ночную болтовню, переходя от станции к станции, чувствуя запах пластиковой панели желтого приемника, не уставая поражаться достижениям научно-технического прогресса и пополняя свой запас современной лексики и фразеологии.
Однако сейчас его мысли витали далеко, и сосредоточиться на разговорах было трудно. Он нашел мягкий блюз, не мешавший думать, и принялся размышлять о том, что родился в стране, отделившей себя от остального мира железным занавесом, и тем не менее режим в последние годы претерпел значительную либерализацию. Если эта тенденция продолжится, то когда-нибудь советские люди перестанут делиться на "выездных" и "невыездных", и для того, чтобы ездить в другие страны, не придется выслуживаться перед партийной номенклатурой. И тогда Максим-Алонсо сможет посетить родные края.
Как же ему хотелось побывать в Испании и Италии!
Неужели это когда-нибудь произойдет, и Алонсо снова будет дышать воздухом этих древних средиземноморских стран? Он знал, что и в гуще современной технической цивилизации сумеет отыскать отдельные здания, леса, пригорки, горы, которые не изменились со времен его первой жизни. Все то, что несет на себе печать времен, называемых Ранним Ренессансом для Испании и Высоким Ренессансом для Италии. Побывает в Гранаде, где родился и получал наставления от деда, поднимется пешком к Альгамбре, как часто делал в детстве, полюбуется на горы Сьерра-Невады, прогуляется возле Соборной Мечети в Кордове, отыщет церквушку, которая стояла напротив дома Консуэло на Предмостной площади в Саламанке, если, конечно, она сохранилась.
Перед внутренним взором уже засыпающего Алонсо вставали громада Замка Святого Ангела в Риме и развалины Колизея, куда он с женой много раз ходил в надежде встретить Мануэля - ее сына и его друга. Последним усилием воли он выключил спидолу и поставил на пол, после чего повернулся лицом к стене и заснул.
Утром Борис и Максим пили растворимый кофе в комнате отца, сидя на разложенном кресле-кровати. В окно несколько раз постучался голубь, и, не дождавшись ничего интересного, улетел.
Борис, глядя куда-то мимо сына, словно обозревая противоположную стену, оклеенную вырезками из журналов "Смена" и "Огонек", опять высказался о том, как быстро растут дети.
На мгновение у Максима возникло искушение поделиться, рассказать о том, что происходило с ним в последние месяцы. Сказать, что нет никакого смысла относиться к нему, как к 16-летнему
Что он когда-то научился вытворять такое, о чем миллионы людей даже не подозревают, и теперь ему надо лишь восстановить в себе забытые навыки. Что уже в конце пятнадцатого века он научился осознавать себя в сновидениях, а затем открыл вторую память– таинственную область человеческого сознания, где хранится все, что казалось забытым: любые, даже самые мимолетные сведения и впечатления, слова, факты и даже давно выветрившиеся из воспоминаний сны.
Что многие годы после этого он искал третью память, в существовании которой была уверена его жена. И, возможно, даже нашел, но наверняка сказать этого сейчас не может, ибо Максим не восстановил пока всех воспоминаий о жизни Алонсо.
Что все эти его достижения меркнут перед возможностями его жены, которая родилась с даром орбинавта. Она могла усилием мысли изменить события последних часов, причем ей даже не пришлось выполнять какие-то особые упражнения, чтобы научиться этому. И что однажды, благодаря своему чудесному таланту, она спасла Алонсо жизнь и свободу! Но ради этого ей пришлось отказаться от родины.
Разумеется, ничего такого Максим Борису не сказал. Зачем зря волновать отца? Невозможно было даже вообразить, какими словами такое можно рассказать, чтобы отец не решил, что его отпрыск повредился в рассудке! Ведь даже верный Левка был уврен, что Максим просто фантазирует на тему Алонсо. Даже понимающая все (или почти все) тетя Лиля испугалась бы таких речей.
Воображая о том, как рассказывает отцу свою сокровенную правду, Максим понял, насколько сильно он успел уже укорениться в восприятии Алонсо, как предыдущей стадии собственного опыта. Жену Алонсо он тоже теперь вспоминал как свою подругу жизни. Она была орбинавтом, а это означало, что по всей вероятности она дожила до этих дней, сохранив красоту, гибкость и силу своего молодого, идеального тела.
Неужели ее можно найти в этом мире? Но где? И как? Сколько еще должно пройти времени, и какие должны произойти социально-политические изменения в современном мире, чтобы Максим получил возможность свободно путешествовать из страны в страну в поисках любимой и утраченной женщины?
Но следует ли вообще стремиться к встрече с ней? Ведь с тех пор, когда они были вместе, прошло пять столетий! Помнит ли она его? Конечно, исправно работающий мозг ее юного тела сохранил воспоминания, в этом не было сомнений, но помнит ли она его как своего избранника, а не как давний фрагмент своей биографии?
Ведь за эти годы она могла уже не раз сменить спутника. Даже если Алонсо вновь найдет ее, она скорее всего окажется не одна. И надо ли вообще бередить старые воспоминания? Ведь люди с годами меняются. А у нее в запасе были века. Она наверняка изменилась очень сильно. Да ведь и он тоже больше не тот. Он сейчас даже выглядит как другой человек. Как же можно рассчитывать на то, что они снова соединят свои судьбы?
Было еще одно соображение. Если Алонсо и его жена найдут друг друга, разве это не означает, что она снова будет обречена на потерю любимого? Ведь, в отличие от нее, Алонсо не родился с даром орбинавта, и десятки лет ежедневных медитаций никак не продвинули его в этом направлении. Все его успехи лежали лишь в сфере управления снами и в доступе в зону второй памяти, но никак не в контроле реальности силой мысли. Однако осознанные сны, хоть и дарили небывалые восторги и удовольствия, все же не омолаживали тела. А Максиму, которым теперь был Алонсо, не давалось даже это искусство осознанных снов.