Над Синим Небом
Шрифт:
В конце концов, мне все же удалось сфокусировать свои мысли на судьбе ребенка, и его навязчивые пинки под ребра сыграли не последнюю роль. Мне хотелось возмутиться услышанному разговору между врачом и месмером, но другой внутренний голос навязчиво убеждал меня, что с ребенком будет все в порядке и нет оснований переживать. В результате, я так устала бороться с собой, что, казалось, мой разум окончательно уснул. В последней попытке восстановить равновесие, я вдруг резко подскочила с кровати и ударила ладонью по острому краю выступающего из стены волнообразного стола. Физическая боль на сущие мгновения сбила настройки нейромодуляторов, вживленных в мою голову, а стресс впрыснул адреналин в мою кровь,
Все было не в порядке — вот что я усвоила в тот раз. Я была не собой. Мое ложное спокойствие маскировало огонь из красок, проносившихся в глубинах моей души. Мне нужно было очнуться и как можно скорее. Следующие часы по крупинкам памяти я восстанавливала картину произошедшего. Я не сопротивлялась своему внутреннему безразличию. На помощь пришел разум, хладнокровно оценивающий, что могло бы не понравиться настоящей Альтарее. Я знала, что вряд ли бы смогла смириться с потерей ребенка, несмотря на то, что никаких эмоций по этому поводу у меня не возникало. Концепцию разума я брала за истину, стараясь оттолкнуться от нее в следующем размышлении. В итоге я понимала, что должна сопротивляться текущему положению вещей, хотя мне совершенно не хотелось это делать.
И теперь я хорошо знала, что такое прикладная нейромодуляция на практике.
В таких ментальных блужданиях я провела ровно три дня, пока не ощутила, как ко мне вернулись отголоски негодования и тоски. Не знаю, как у меня получилось, но химия моего мозга смогла каким-то образом пробраться сквозь биотехническое подавление, и до моего сознания все же долетели настоящие отрицательные эмоции. Теперь у моих мыслей появилось дополнительное орудие. Я могла немножко чувствовать…
Эти отголоски эмоций я тщательно оберегала как тонкую нить, связывающую меня с собой настоящей. И лишь разум и усилие воли заставляли меня двигаться вперёд, стараясь восстановить переживания последних месяцев, вопреки сопротивлению тела. Включая мозг. Кроме желания валяться целыми днями в кровати и поглощать вкусную еду, его ничего не занимало. Я знала, для чего это делалось. В овощном состоянии, в благодушии мне было проще всего доносить беременность и отдать малыша. Пожалуй, ещё одна глубинная потребность не давала мне уснуть окончательно — мое желание быть матерью.
Изменилось ли что-то в моем поведении или это был запланированный визит, но на третьи сутки моего заточения, в комнату стремительно вошла яркая женщина. Ее модная одежда и безупречный макияж сигнализировали, что она высоко ценила свой статус и никому не позволяла усомниться в своём благополучии. Уверенная и сверкающая жизненным успехом, она ворвалась в мой мир с ослепительной улыбкой и на фоне моего всклокоченного и разобранного на куски состояния казалась драгоценным камнем, нелепым образом оказавшимся в пыли. Я внутренне сжалась, не ожидая ничего хорошего от визита.
— Экстремальный нейропсихолог Кэрин Моринис, — представилась она, протягивая ухоженную руку, но я осталась неподвижна, загипнотизированная очередной нелепостью, происходящей в моей жизни. — Прежде, чем мы начнём нашу беседу, мне бы хотелось обнять Вас, дорогая.
Невесомым движением она прикоснулась к моим плечам, рассеивая вокруг невероятно прекрасный запах.
— Я пришла сюда, чтобы помочь Вам, Альтарея. Признаться, я была очень удивлена, узнав Вашу историю. Вы — уникальный человек, но сейчас Вы попали в непростую жизненную ситуацию. Я знаю, Вы можете сердиться на все происходящее, но, поверьте, выход есть всегда… — она сочувствующе посмотрела в мою сторону, я же ровным счетом ничего не ощущала. Даже любопытство. — Между нами говоря… — она бегло огляделась по сторонам, словно проверяя, не наблюдал ли кто за нами. Правда была в том, что наблюдать могли из любого места любой стены этой
— Что Вы имеете в виду? — я с трудом заставила себя вступить в коммуникацию. Мне казалось, что нейропсихолог в качестве дополнения к нейромодуляторам — это уже излишество.
— Я понимаю Вас как женщина. Столько предательства и разбитых чувств… Вы подвергались насилию. Вы знаете, что очень многие жертвы насилия начинают испытывать чувства к своему мучителю? Так психика адаптируется к событиям, пытаясь хоть в чём-то сгладить их тяжесть. И это совершенно не зависит от нашего желания…
Она сделала паузу, а я почувствовала, как ее слова предательски забираются ко мне в душу. Возможно, я и в самом деле хотела, чтобы меня кто-нибудь пожалел.
— Вы попали в сложную ситуацию, Альтарея, — повторила психолог. — Вы оказались на разделе интересов двух держав. Вы стоите на двух краях раздвигающейся пропасти. И только в Ваших силах это изменить и вернуться к обычной жизни.
— Как? — спросила я словно завороженно. Она только и ждала этого вопроса.
— Вам нужно забыть все, что Вы пережили. Отнеситесь к этому как к тяжёлому, местами интересному, как к необычному опыту Вашей жизни. Просто опыту. Безусловно, вы не можете так просто отбросить его. Я помогу. Я — на Вашей стороне. — Она пристально посмотрела на меня, словно желая подтвердить свои слова уверенным взглядом. — Вас ждут семья и друзья, Альтарея. И Ваш образ жизни, Ваш дом, Ваши вещи. Все, что Вы выбрали в этой жизни сами, а не кто-то за Вас.
— Как Вы не понимаете, — что-то крошечное возмутилось в глубине моей души. — Они хотят забрать моего ребёнка.
— Я Вам крайне сочувствую, дорогая, — холёное лицо женщины-психолога Кэрин исказилось в страдании. — Я понимаю Вас как мать. Но давайте представим ситуацию с другой стороны… У вас ещё будут дети, здесь, на территории Союза, в законном браке. Вы реализуете себя как женщина в полной мере. Ребёнок, родившийся в результате насилия, никогда не сможет стать полностью Вашим. Вам не удастся полностью принять его и Вы будете метаться между обидой на жизнь и чувством вины по отношению к маленькому, навязанному Вам человеку. Поймите, это не Ваш ребёнок. Вы — не желали его. А мы предлагаем Вам начать все с чистого листа. Мы готовы помочь с полной адаптацией. Вы даже вспоминать не будете о том, что случилось.
— Но… я считаю этого ребенка своим, — замотала головой я сквозь пелену ее речи. — Он мне дорог и я не хочу с ним расставаться.
— Прислушайтесь к себе, — вздохнула Кэрин. — Сейчас мы даем Вам возможность забыть обо всех случившихся кошмарах. Что Вы чувствуете? Я подскажу — спокойствие. Сейчас Вы — настоящая, Альтарея. Подумайте, разве Вам не хочется вернуться в уютный дом? — женщина замерла, с вниманием вглядываясь в мое равнодушное лицо. — Что Вы чувствуете по отношению к плоду, который Вы носите не по своей воле? Я снова подскажу — ничего. Он не успел стать для Вас кем-то. А все остальное — как бы горько это не звучало, домыслы и женские фантазии.
Я сидела молча, пытаясь осознать и правильно оценить сказанное. Правда была в том, что я действительно ничего не чувствовала. Или… почти ничего. Лишь разум подсказывал, что за этими красивыми и разумными словами уверенной в себе женщины должен скрываться подвох. Раньше мне казалось, что я успела привязаться к ребенку. Но какая-то часть меня упорно внимала Кэрин, предательски поддакивая и подбрасывая перед внутренним взором картины прошлой, любимой мною жизни.
— Нет, — я нашла силы снова возразить. — Мой ребенок также нуждается в матери, как и я в нем. У меня никогда не было намерения с ним расстаться.