Надежда и отчаяние
Шрифт:
Боже, как же раньше все было просто! Ведь раньше не возникало мучительных вопросов: «зачем это?», «для чего?». Радости, надежды, счастье, – было все! И я бы отдал все, чтобы вновь вернуться туда, где мир кажется на сотни тысяч цветов ярче, необычнее и интереснее. А что сейчас…
Детство осталось где-то там, у зеленых качелей, которые уже давно покрылись ржавчиной. Теперь мы должны быть другими, теперь надо подчиняться совершенно другим законам.
Все-таки время – это очень удивительная штука. Живя в настоящем, его совсем не замечаешь. Кажется, что его очень много, но стоит обернуться назад, как тут же начинаешь понимать, что прожил уже очень много лет, обратившихся в одно мгновение.
Только когда на меня накатила одышка, понял, что все это я бубнил под нос, впившись глазами в чуть посветлевшее небо. Последние несколько лет я часто начал замечать за собой одну странность: я почему-то все время говорю вслух. От одиночества или от психического заболевания – не знаю. Со стороны это, наверное, похоже на сумасшествие. Благо, на улицах практически никого не было.
Я поднял взгляд и уставился далеко-далеко, во тьму. Бывают моменты, когда сердце пропитывается какой-то непередаваемой атмосферой, всю суть которой может понять только русский человек. Темная сырая зима. Из двадцати горбатых фонарей, расставленных вдоль дороги, светят только три. По обе стороны серые панельные дома, пустые дворы, разбитые детские площадки. Возникает то странное чувство, когда кажется, что ты не выберешься, но в то же время понимаешь, что давно принял все это. Все эти картины – это картины мертвых надежд, но все-таки есть в них что-то такое, что заставляет тебя день ото дня ходить по ним и наслаждаться этой серостью. Страшно осознавать, но, когда ты длительный период живешь в такой депрессивной и серой атмосфере, ты начинаешь привыкать и видеть в этом какую-то эстетику.
Я обернулся и увидел моего старого школьного друга – Ваню Щеголева. Росту чуть-чуть повыше меня, телосложением потолще. В отличие от меня, одет, что называется, дорого-богато. Широкое с красными щечками лицо, имевшее свежий цвет и несколько веснушек, я думаю, нравится девушкам; глаза – синие. В институт он, благодаря отцовским деньгам, поступил без проблем. Он бешено наслаждается всеми удовольствиями, которые только можно купить за деньги. Захотелось чего-то – он заказывает. Удача, здоровье, красота, богатство, – у него есть все, о чем я только могу мечтать. Ему даже все начинания даются чересчур легко, в сравнении со мной. От вида лучшего друга моя тоска усилилась. И почему этот мир такой несправедливый? Почему, Боже, ты не создал такого понятия, а еще лучше закона? Единственная вещь, которая есть у меня – это неплохой интеллект, но стоит ли он того? Сомневаюсь.
– О, дарова, Макс! – весело протянул он мне руку.
– Привет. – Я старался быть более дружелюбным, даже натянул какую-то жиденькую улыбочку, но думаю любой бы заметил, что я делаю это через силу.
– Что это ты здесь делаешь?
– Да я-то вот гуляю. А что здесь делаешь ты? Я же знаю, как ты любишь поспать подольше.
– Не поверишь, я решил немного похудеть. Вот и вышел пораньше прогуляться.
«Ну вот, если он еще и похудеет, то он по всем параметрам будет лучше меня», – первое, что пришло в голову.
– Ой да ладно, зачем тебе это?
– К врачу сходил, говорит проблема то ли с желудком, то ли с железой какой-то. В общем, говорят, диету надо соблюдать.
– Понятно… – Мне стало лень его отговаривать.
И вдруг я резко обрадовался, так как вспомнил, что у меня кончились нужные таблетки, а у отца Щеголева как раз множество связей. Собственно, через него я их и заказывал уже столько лет. Я улыбнулся чуть ли не до ушей, вскочил со скамьи, схватил Ваню за плечо и сказал:
– Слушай, а твой батя сейчас в городе?
Он, кажется, немного опешил от такой резкости. Я отпустил его и отошел чуть назад.
– Извиняй, я случайно.
– Прощаю. Да, в городе, а что?
– Да мне нужна помощь в одном дельце. – Я почувствовал, как вспотели ладони. – Не то чтобы я пользуюсь его хорошим отношением, но без него мне там не справиться.
«Хорошее отношение» – это даже очень мягко сказано. Для Александра Щеголева я был чуть ли не вторым сыном, причем любимым. Он прекрасно знал, как я живу и именно поэтому очень часто дарил мне какие-нибудь подарки, помогал найти редчайшие продукты и т.д. А если я ничего не просил, то он мог просто взять и перевести мне денег на карту. По возможности я старался все свои долги возвращать, однако он почти всегда отказывался. В общем один из немногих хороших людей в моей жизни. По крайней мере я на это надеюсь.
– Снова твое успокоительное кончилось или что?
– Ты как всегда очень проницателен, мой друг, – улыбнулся я.
– Ну ладно, пошли ко мне. Он сегодня дома.
– Спасибо. Вот как раз и прогуляемся.
– Это да.
Мы повернулись и пошли вперед по все еще темным улочкам. Порой мимо нас проносились машины, выбрасывая на тротуар снег и облизывая дома светом фар. Слева, во тьме парка, стояли высокие елки. Склонившиеся под тяжестью снега, они были похожи на могучих атлантов, когда-то правивших миром, но теперь молча прогнувшихся под тяжестью дней и не знающих, как жить дальше.
– Макс, а почему ты не можешь купить эти таблетки где-нибудь поблизости? – спросил Иван. – Ну вот хотя бы там, – он указал в сторону, где неоновыми вывесками светились продуктовые супермаркеты, аптеки и банки. Все это располагалось на первых этажах домов.
– Понимаешь, это успокоительное… – Я начал чесать затылок. – Оно как бы не совсем легальное.
– Это почему?
– Оно просто слишком хорошее и слишком дорогое, поэтому в обычные магазины его не поставляют. Все равно большинство предпочтут купить что-нибудь слабее, но зато дешевле.
– А, понятно. А зачем ты его вообще пьешь?
Я посмотрел на Ивана.
– Ну… Чтоб успокоиться, – засмеялся я.
– Логично.
«Пронесло», – подумал я. Всю оставшуюся дорогу мы разговаривали о всякой чепухе.
– А вообще если сомневаешься, лучше уходи из этого института. Я не настаиваю, но просто совет даю. Если ты сомневаешься в выборе между «да» и «нет», выбирай «нет». Если бы ты был уверен точно, никогда бы не начал сомневаться.
Щеголев состроил умное лицо, подняв в шутку указательный палец вверх. Я улыбнулся.
– Ну вообще ты прав. Мне там делать ровным счетом нечего. Я там как не в своей тарелке.
– Ну вот, так что думай. С армией мой отец тебе поможет.
Последняя фраза прозвучала как раз у подъезда его дома. Мы поднялись на десятый этаж и вошли в их большую трехкомнатную квартиру.
– Вань, это ты? – послышался из зала мужской голос.
– Да, но я не один.
– Не один? – очень сильно удивился его отец. Послышались быстрые шаги, приближающиеся к нам. – А что ж ты не рассказывал, что нашел…