Надежда на прошлое, или Дао постапокалипсиса
Шрифт:
Копая могилу для Шерко Фартового, Юл порядком подустал. Заживающие после ночной гонки на плоте мозоли вновь заныли. После обеда, младшему правнуку не дали отдохнуть, поскольку все кочевники собрались на обряд похорон и поминальную трапезу, где, согласно традиции, произносились и пелись судьбоносные баллады предков, а затем парня поставили в караул, следить за врагом с купола. Отдежурив положенное время, отужинав, вечером Юл наконец-то смог прилечь. С Хоной он так и не поговорил по душам, поскольку на закате юную воительницу вместе с Явой Бесноватой отправили на крышу. Среди байкеров существовало
Погружаясь в сон, чувствуя, как утомление берет свое, Юл подумал о Хоне: "Почему я не могу сформулировать отношение к ней? Вроде бы она мне очень нравится, но все равно я ее боюсь... или не боюсь... как это назвать? Отталкиваю ее, точно она меня поработит, сделает послушным мямлей..."
– Это ложный страх, - донесся до парня знакомый голос.
Юл поднял голову. Перед ним стоял прадед Олег, одетый в черное рубище, на фоне которого белая борода, казалось, сверкает невиданной чистотой.
– Вы?
– удивился парень.
– Ты, - ответил старик.
Юл не совсем понял, что имел в виду первопредок.
– Да, ты, - повторил прадед, - ответы на любой вопрос ищи не у пращуров, а у себя, - старик коснулся виска и по-доброму улыбнулся, - в голове. Спрашивай, прежде всего, самого себя.
– У меня внутри ничего не ладится, - сказал младший правнук, - и что же мне делать?
– И? Каков ответ?
– последний из предков поднял седые брови.
– Я не знаю, - честно признался Юл.
– Хорошо, - кивнул старик, - я это и есть ты, а ты - это я. Поэтому ты получишь подсказку. У тебя завелась подружка?
Парень кивнул.
– И ты давишь чувства к ней только потому, что боишься, что они сметут все твои разумные построения, что ты потеряешь контроль над собой и собственным "я"?
Парень снова кивнул.
– Хорошо, - прадед указал вдаль и произнес, - там океан.
Юл обернулся и замер. Не было стены, не было степи, но до самого горизонта сияла в солнечных лучах безбрежная водная гладь. Прозрачно-синяя. Тихая. Манящая своей безмятежностью.
– Ты читал о море, но никогда не видел его, - сказал старик, - но разум человека, его мозг умеет моделировать и не такое.
Парень посмотрел себе под ноги и с удивлением обнаружил, что они босы.
– Море должно волноваться, - произнес первопредок, - оно редко бывает абсолютно спокойным.
Водная гладь потемнела, приобрела темно-зеленый окрас. Вдруг поднялись волны и мерно, одна за другой, пошли к песчаному берегу, и зашумели, разбиваясь о него и брызгая пеной. Какой-то непонятный, никогда ранее не встречаемый запах ударил Юлу в нос. Пахло солью. Пахло рыбой. Пахло звенящей мощью. Пахло свежестью и силой. И еще чем-то непередаваемым.
– За два года до Великой погибели, когда мне было шесть лет, папа и мама свозили меня на Средиземное море, и мне нравилось делать так, - прадед нагнулся, отыскал среди мокрого песка камушек, и кинул его.
Камушек отскочил
– Человек подобен океану, - первопредок отряхнул руки, - мы осознаем лишь то, что на поверхности. Остальное сокрыто в глубине. Ты видел камень, который я бросил, теперь не видишь. И тысячи камушков, и не только они, таятся внутри каждого из нас.
Парень молча слушал.
– Ты хочешь крепко стоять на ногах, - продолжил старик.
– Боишься, если чувства твои будут глубоки, то ты в них утонешь, как в океане. Пытаешься выхолостить их, сделать поверхностными, чтобы видеть дно. Когда-то я говорил, что чувства должно контролировать. Но контролировать и выхолащивать - это разные вещи.
Прадед прижал руки к груди, затем развел их в стороны. И случилось чудо: море, мгновенно успокоившись, начало отступать. Обнажилось темное дно, на котором, поблескивая чешуей, подпрыгивали рыбешки.
– Вот она, твердь, стой на ней!
– сказал первопредок.
– Возможно, ты даже найдешь тот камушек, который я бросил. Только это не принесет тебе успокоение.
Внезапно Юл заметил вдалеке, почти на самом горизонте бурлящее нечто. Что это было, парень пока не мог рассмотреть. Но оно стремительно надвигалось.
– Ты ведь читал о цунами?
– неожиданно ударил резкий порыв ветра, и седая борода старика расплескалась серебряными локонами на черном рубище.
– Да...
– сказал неуверенно Юл, - кажется, это очень большая волна...
– Именно, - прадед кивнул, - впрочем, ты никогда не видел даже обычных морских волн, но не суть важно...
Тяжелый глухой гул разнесся над миром. Гигантская стена мутной бушующей воды с невероятной скоростью пожирала открывшееся морское дно.
– Цунами практически незаметно на глубине, но возрастает во стократ на мелководье.
Юл испуганно посмотрел на первопредка. Тот был невозмутим. Будто сметающая все на своем пути стихия не касалась его.
– Всякая человеческая сущность подобна древнему океану, а эмоции - это волны, блуждающие по поверхности души. Но бывает так, что колебания идут из глубины, от литосферных плит, от самой сердцевины естества и порождают ряби немыслимой скорости. Вот эти ряби и превращаются в цунами.
Водная стена была уже совсем близко. Верхушка ее закручивалась, яростно вскипала белым, зло пенилась и грозилась вот-вот накрыть старика и юношу. Гул стал непереносимым, и прадед перешел на крик:
– Цунами - это первобытная стихия и бесполезно ее подавлять. Захочешь подавить, и рано или поздно она смоет тебя, и вот тогда ты точно потеряешь контроль над своей жизнью, над волей, над разумом. Есть только два способа спасения. Первый: бежать вглубь суши, надеясь, что волна не достанет. Ты готов навсегда отречься от своего океана? Готов отречься от собственной души? От счастья и несчастья, от радостей и печалей? От того, что дает тебе силу идти вперед, не трепетать перед богами и смело смотреть в глаза любому из смертных существ. Готов стать отшельником? Нет?! Тогда есть второй способ: наоборот, не бежать, а идти навстречу стихии, туда, где глубоко. Там, где глубоко, цунами - лишь малая волна, не способная принести разрушение.