Надежда умирает последней
Шрифт:
Ганц склонил голову, принимая похвалы старшего брата своей возлюбленной. И лишь после разговора с Мишелем он решился сделать Ленитине официальное предложение. Если раньше его останавливали сомнения – всё-таки влюблённые происходили из разных сословий и принадлежали к разной вере – то после слов Сентона все они, словно утренний туман, развеялись.
Едва девушка вернулась и поднялась в свою комнату, фон Баркет постучал в её дверь и, получив разрешение войти, переступил порог девичьего будуара.
– Ленитина, я хочу с тобой поговорить.
– Что
– Нам нужно поговорить кое о чём очень важном, – приблизившись к девушке и взяв её за руку, повторил немец с самым серьёзным видом, на какой только был способен.
– О чём это? – хитро сверкнув глазами, спросила Ленитина, хотя девичье сердечко, дрогнувшее в груди, уже подсказало ей, что задумал молодой человек.
– О нас, – сжав пальчики девушки в своей ладони, ответил юноша.
Красавица подвинулась. Ганц присел рядом с нею на диванчик.
– Я уже говорил тебе о своей любви. Но пора и твоим родителям узнать о наших чувствах.
– Мне казалось, они и так это знают. Зачем ещё говорить?
– Потому что пора подумать о венчании, Лени, – проникновенно сказал немец и прижал ладошку любимой к своей груди, в которой бешено колотилось сердце. – Я хочу просить твоей руки у месье барона. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, чтобы ты жила в моём доме, и мы растили вместе детей. Твой брат уже благословил наш союз, и я надеюсь на благосклонность твоих родителей. Но сначала я должен задать вопрос тебе: ты станешь моей супругой, Ленитина?
– И ты ещё спрашиваешь? – приподняв изумлённо бровки, воскликнула девушка, а в глазах её загорелся задорный огонёк.
– Я жду твоего ответа.
– Нет, супругой не стану, – быстро произнесла красавица и не смогла сдержать лукавой улыбки.
Фон Баркет растерялся и даже выпустил ладошку любимой.
– Как это? Ты не хочешь за меня замуж? И не жаль тебе меня?
– Ничуть не жаль, – ответила Ленитина.
Ганц смотрел, как в карих глазах пляшут игривые огоньки, и не мог понять, что происходит. «Она меня дурит, – догадался молодой человек. – Но что я не так сделал?»
– И бедного Мишеля не жаль? – уточнил немец.
– Не Мишель же собрался на мне жениться, чего его жалеть? – пожала плечиками девушка.
Ганц, окончательно сбитый с толку, откинулся на спинку дивана и крепко задумался.
– Ничего не понимаю. Ты больше не любишь меня?
– Отчего же? Люблю, как и прежде.
– Ты доверяешь мне? – не унимался молодой человек.
– Бесконечно! – ответила девушка.
– Так в чём же дело? – развёл руками фон Баркет. – Просить мне твоей руки у барона де Бель Эра или ты не согласна?
– Просить, конечно! – прильнув к плечу любимого, ответила Ленитина и шепнула на ушко, обняв юношу своими белыми руками: – Я согласна!
В ответ Ганц коснулся губ любимой нежным поцелуем.
– Только сначала я должна стать твоей невестой, глупенький. И лишь потом женой.
– Бог
От сердца вмиг отлегло. Ленитина звонко рассмеялась.
– Но это правила, без них никак нельзя. Сначала помолвка, потом – обручение и только потом – венчание! И, скорее всего, два обряда. Нужно узаконить этот брак в наших верах.
– Да, пожалуй, это самое сложное, – согласился немец. – Но, если понадобится, я перейду в католичество, чтобы жениться на тебе.
– Об этом сейчас рано говорить, – возразила красавица. – Я не хочу таких жертв – ты не должен предавать веру своих отцов только из-за брака со мной. К тому же… и мне несложно стать кальвинисткой. Ради тебя.
– Как скажешь, жизнь моя!
Спустившись к ужину в столовую, молодые люди торжественно объявили родителям о своём намерении сочетаться браком. Получив благословение от барона и баронессы, Ленитина и Ганц официально стали называться женихом и невестой. Фон Баркет и Бель Эр скрепили договорённость рукопожатием.
Конкретной даты свадьбы в тот день ещё не называли, условившись, что в течение года молодые, как водится, должны проверить свои чувства и укрепиться в намерении создать семью. Эта условность была скорее данью традиции, чем необходимостью, поскольку родители Ленитины давно знали о нежных чувствах детей друг к другу, но так они были скроены, что нарушать привычные устои не умели. Фактически основной причиной отсрочки стало то, что барон де Бель Эр не хотел оставлять дочь бесприданницей, поэтому намеревался за год отложить сумму, достаточную для того, чтобы с честью смотреть в глаза своему зятю-банкиру, достаток которого, пожалуй, раза в три превышал доходы от крохотного имения семьи Сентонов.
Глава 3. Письмо
К саду незаметно подкралась хмурая туча, вокруг быстро потемнело, стал накрапывать мелкий противный дождь. Ганц, очнувшись от воспоминаний, плотнее закутался в плащ и быстро зашагал по аллее к особняку Сентонов. Двери отпер единственный в доме слуга, он же дворецкий, он же садовник, он же повар. В гостиной сидели родители и брат Ленитины.
– Тебя не застал дождь, Ганц? – заботливо спросила баронесса.
– Нет, я вовремя ушёл, – отозвался молодой человек.
– Вижу, ты невесел, – отметил глава семьи.
«О чём мне веселиться?!» – едва не воскликнул немец, но вовремя опомнился, опустился на стул напротив родителей Ленитины и произнёс:
– Мысли о Ленитине не дают мне покоя. С тех пор как Вы вторично отвезли её в пансион, месье барон, я не нахожу себе места. И не было ещё ни одного письма… Хотя уже пришла осень. Я решил, что должен съездить в пансион и узнать, как она.
В гостиную вошёл дворецкий, катя перед собой столик с чашками чая.