Надежда умирает последней
Шрифт:
– Решение неплохое, – произнесла Анриетта де Сентон, беря в руки горячий напиток. – У меня на душе тоже неспокойно, поэтому съездить, конечно, надо.
Немного помолчав, женщина добавила чуть тише, наклонившись вперёд, чтобы её слышал только Ганц:
– Да и Мишель нездоров.
Дворецкий поднёс молодому человеку чашку. Поблагодарив, немец принял её и украдкой взглянул на брата возлюбленной. Сентон действительно был очень бледен, под глазами его образовались тёмно-синие круги от явного недосыпания.
– За полгода в этом пансионе Ленитина немногому научилась, надо отметить, – произнёс барон, в
– Ах, месье барон, если дело только в этом! – подскочил Ганц, и горячий чай расплескался из его чашки, проворно перебравшись через край. – У меня достаточно средств, чтобы содержать жену! Я мог бы забрать Ленитину хоть сегодня, если вы с супругой позволите нам обвенчаться до её семнадцатилетия.
– Но как же образование? – развёл руками глава семьи. – Языки, музицирование, живопись – это всё ей очень нравится.
– А я всегда говорила, что женщине не нужно никакое образование, – проворчала баронесса Бель Эр. – Всему, что ей необходимо знать, я её уже научила. Чтобы быть хорошей женой, необязательно цитировать умерших философов!
– Вы, конечно, правы, мадам, – чуть склонив голову, произнёс Ганц, обращаясь к матери возлюбленной. – Но Ленитина очень увлечена живописью и надеялась получить больше навыков в пансионе матери Мадлон.
– Твоя правда, Ганц, – кивнул глава семьи. – Но ты сам себе противоречишь. Не ты ли минутой ранее яростно желал забрать невесту?
– Да, желаю. Я помню, что Вы обещали мне её руку после следующего дня рождения. Но зачем так долго ждать? Ещё почти два месяца! Я могу обеспечить своей жене достойную жизнь уже сейчас. И даже нанять для неё учителя живописи, если она того пожелает.
На некоторое время в гостиной воцарилась тишина, отчего стук мелких капель дождя в окошко слышался громче обычного. В камине потрескивали дрова, а чуткое ухо мадам де Бель Эр улавливало ещё и тяжёлое дыхание Мишеля.
Резкий стук в дверь прервал затянувшееся молчание.
Ганц резво вскочил и помчался открывать, опережая дворецкого. На пороге стоял человек в намокшем плаще, который вынул из огромной сумки конверт и протянул его немцу. Приняв письмо, фон Баркет пробежался по строчкам взглядом и в душе его похолодело. Расплатившись с гонцом и закрыв за ним дверь, Ганц вернулся к Сентонам и произнёс не своим голосом:
– От аббатисы монастыря святой Маргариты…
Содержание письма настолько шокировало всех присутствующих, что несколько секунд никто не мог и слова вымолвить. Но и Сентоны, и фон Баркет категорически отказывались верить словам матери Мадлон, которая утверждала, что Ленитина якобы по доброй воле решила стать Христовой невестой. Почувствовав, что ноги подкосились, Ганц опустился на стул и схватился за голову, не зная, что думать и что предпринять. Бель Эр отрицательно качал головой, в третий раз перечитывая послание монахини. Его жена стояла позади и глядела на жёлтый лист через плечи супруга.
– Нет-нет, это не моя всегда весёлая и жизнерадостная дочь! Она на такое неспособна! – прошептал глава семьи.
Мишель подкатил в своём кресле
– Взгляните! – воскликнул молодой человек, а сердце его взорвалось трепетной птицей. – Здесь написано «Спасите Лен!»
– «Спасите Лен!»? – повторил Ганц и, вскочив, вихрем поднёсся к брату возлюбленной.
Мишель отдал ему конверт, в который фон Баркет вцепился, словно в спасительную соломинку.
– Я так и думал – это обман! Подлог! Это решение вовсе не Ленитины! Не могла моя невеста внезапно забыть меня и променять на монастырскую жизнь!
Супруги де Сентон приблизились к юношам.
– А я что говорю! Это не моя дочь! – восторженно повторил глава семьи.
А баронесса ничего не сказала, а только пустила слезу.
Ганц почувствовал, словно за спиной отрастают крылышки надежды – теперь он не сомневался, что должен ехать в пансион и забрать свою любимую из пут католической церкви.
Вдруг Мишель почувствовал дикую боль, словно огромные тиски сжали его голову. Перед глазами юноши всё расплылось, тело обмякло. Опустив голову на колени, наследник Бель Эров едва слышно простонал: «О, Господи…» – и потерял сознание. Он рухнул бы на пол, словно кукла, но Ганц вовремя подхватил его. С помощью дворецкого фон Баркет перенёс молодого человека в его комнату – Мишелю был нужен отдых, его нервы не выдержали переживаний за сестру.
Все события вечера ещё больше утвердили немца в острой необходимости немедленно выезжать в пансион при монастыре святой Маргариты. Но теперь перед ним стояла новая задача: Ленитина была заперта в католическом монастыре, куда не пробраться, и добровольно её никто не отдаст законному жениху, тем более – протестанту. Это было ясно, как белый день. Но сдаваться фон Баркет не собирался.
Глава 4. Спасти любой ценой!
Мишель лежал на спине. Его неподвижный взгляд был устремлён в потолок, но мысли оказались сосредоточены и ясны. Рядом с изголовьем кровати больного на деревянном стуле, опираясь руками на колени, сидел Ганц. Немец был так же неподвижен и сосредоточен, как и француз. У фон Баркета вообще не было привычки нервно расхаживать из стороны в сторону и теребить вещи – он предпочитал сосредотачиваться и раздумывать в неподвижном состоянии.
С момента, как Ганц и дворецкий перенесли Мишеля в спальню, прошло около четверти часа, которые молодые люди провели в полном молчании, обдумывая дальнейшие действия.
– Тебе нужно выезжать в Серс немедленно, – наконец подал голос Сентон. – Нельзя терять ни минуты.
– Ей очень плохо, да? – подняв голову и обратив взор на брата любимой, спросил немец.
– Да, – тихо ответил Мишель и прикрыл глаза. – Я это чувствую буквально кожей. Она в отчаянии.
– Лени ждёт меня?
– Нет, она уже потеряла надежду и сдалась. Боюсь, что у тебя очень мало времени, как бы ты не опоздал, Ганц…