Надежда умирает последней
Шрифт:
– Я люблю этого мужчину, – схватившись на руку клирика, прошептала Ленитина, пронзая его огнём своих прекрасных глаз. – Люблю и хочу стать его женой, понимаете? Я обещала это, наш союз благословили мои родители на обручении! Как я могу нарушить обещание и стать монахиней?
Викарий глубоко задумался.
– Выходит, ты пришла сюда не по доброй воле, дочь моя?
– Нет, меня вынудили, – твёрдо ответила мадемуазель де Сентон. – О, молю Вас, монсеньор, не дайте свершиться этой несправедливости, которая сделает несчастными сразу пятерых! Меня, моих престарелых родителей, старшего брата-калеку и любимого жениха! Я не смогу жить в монастыре, Ваше Преосвященство! Не губите мою душу, не давайте своего благословения на этот постриг.
– Ты озадачила меня, дочь моя, – развёл руками клирик. – Прежде я не встречал подобного. Земные невесты никогда не приглашались к постригу без своего прямого на то согласия. Земным жёнам запрещено становиться монахинями. А невеста после обручения приравнивается в статусе к жене [16] .
– Монсеньор, отговорите мать Мадлон от её фанатичной идеи, молю Вас!
– Я не желаю вмешиваться в ход событий твоей жизни, дочь моя, – перекрестив Ленитину, ответил клирик. – На всё, что происходит на земле, есть воля Божья. Молись, и Господь не оставит тебя.
16
По закону канонического христианского права, после обручения жених и невеста могут жить как муж и жена под одной крышей без осуждения света, а их дети являются законнорождёнными. Эта мера была необходима для признания возможного потомства, если мужчина умрёт до рождения ребёнка, не успев обвенчаться с его матерью, так как между обручением и венчание обычно проходило от полугода до года. Так случалось часто, поскольку Европа регулярно воевала и мужчины, обручившись с женщинами, могли на несколько месяцев уйти в военный поход. Введение канонического права обеспечивало приплоду наследство и содержание.
– Я не перестаю молиться о спасении, – ответила Сентон, склонив голову.
– Всё верно, дочь моя, – отозвался священник и, перекрестив девушку ещё раз, подал ей руку для поцелуя со словами: – Благословляю тебя на твой земной путь. Пусть Господь укажет тебе верную дорогу.
– Благодарю Вас, Ваше Преосвященство!
Ленитина поцеловала руку викария и, поклонившись, попятилась к двери.
На улице уже стемнело – осень приближалась неумолимо и ежедневно воровала у дня пару-тройку светлых минут. Ленитина шла по тёмному коридору почти на ощупь и совершенно бесшумно. Вдруг голову девушки посетила внезапная мысль: «А что мне мешает сбежать прямо сейчас?!» И де Сентон свернула в сторону, противоположную нужной. Она не знала, куда идти, поэтому полагалась только на свою интуицию – из храма должен был быть второй выход!
Вдруг в арочном проёме впереди показалась фигура в светском костюме. Ленитина метнулась к стене и слилась с мрамором, закрыв своё белое лицо чёрным рукавом балахона. Человек прошёл мимо, даже не заметив её. Едва гул его шагов утих, Ленитина бросилась к выходу.
А мать Мадлон, не дождавшись воспитанницы, послала церковного служку разыскать её. Вскоре обнаружилось, что в храме Ленитины нет. Вот тут-то аббатиса и подняла шум. Не поленилась урсулинка обратиться и к гвардии Серса – лейтенант получил подробное описание сбежавшей воспитанницы и отправил солдат на посты по всем поселениям, прилегающим к городу.
В церковном садике стояла крохотная часовенка, с которой когда-то началось строительство храма. Именно в ней и спряталась беглая красавица от разыскивающих её священнослужителей и гвардейцев. По маленькой крутой лестнице девушка забралась в чердачное помещение под крышей и, свернувшись калачиком, уснула там.
Ночь была очень холодной, и девушка регулярно просыпалась от охватившего её озноба. Проснувшись в очередной раз, Ленитина поёжилась. Светлое покрывало сползло с её головы и скатилось к слуховому окну. Потянувшись за вещью, девушка заметила, что кончик светлой ткани уже торчит снаружи, а за окном слышится разговор двух гвардейцев: «Что это? Смотри-смотри, Жан! Женский платок!» – «Надо проверить часовню!» – «Окружаем…»
Вцепившись в покрывало, Ленитина набросила его на голову, наскоро поправив шпильки, и сжала губы. «Живой не дамся!» – решила девушка и подошла к краю лестницы.
Конечно, запертая дверь не могла остановить бравого гвардейца, который в два счёта выбил щеколду и вбежал внутрь часовенки. Увидев красавицу в тёмном балахоне, стоявшую во весь рост под куполом церкви, мужчина замер. Лицо Ленитины было бледно и решительно. Гвардеец понял, что перед ним сбежавшая воспитанница матери Мадлон.
– Один шаг и я кинусь вниз, – гробовым голосом сказала мадемуазель де Сентон.
И солдат ей поверил. Но испытывать терпение гвардейца Ленитина не собиралась и занесла ногу над пустотой. «Лишь бы не доставаться монастырю!» – пронеслось в голове девушки. И в тот миг, когда решительно настроенная красавица уже покачнулась, готовая сорваться с края лестницы, сильные руки вцепились в её талию и потянули на себя.
Беглянка не ожидала, что второй гвардеец не будет ждать на улице, а влезет в часовенку через слуховое окно. Он и спас де Сентон от участи размазаться по церковному полу и загубить свою душу таким нелепым образом. Перепуганная Ленитина лишилась чувств, едва оказалась в объятиях незнакомого мужчины. Гвардеец пожал плечами, поднял девицу на руки и вынес из часовни.
Очнувшись, мадемуазель де Сентон увидела склонённое над собой лицо аббатисы.
– Господу не было угодно, чтобы ты бежала, – ехидно заметила мать Мадлон. – Теперь ты никуда не денешься, Элена-Валентина де Сентон. Это конец.
Острая боль пронзила сердце Ленитины, и девушка сомкнула ресницы. Монахиня наслаждалась своим триумфом, глядя на поверженную жертву. «Так тебе, дворянское отродье!» – промелькнула в голове женщины злобная мысль, но аббатиса тут же перекрестилась, считая, что осенение спасёт её душу от давней ненависти к высшему сословию, которую она скрывала в своём сухом сердце.
Единственное, чем могла утешить себя затворница, – это воспоминаниями о семье и любимом. Иногда Ленитине даже казалось, что ещё мгновение и жених распахнёт дверь её темницы! Но, увы, это были лишь иллюзии – плод воспалённого воображения юной воспитанницы.
Глава 7. Неожиданный гость
На этот раз запирать Ленитину в монастыре мать Мадлон не решилась – по её глубокому убеждению, прикосновения бравого гвардейца осквернили девицу, поэтому непременно нужно было отмолить их, прежде чем переступать порог Божьего дома. Поэтому настоятельница ограничилась стенами пансиона.
Воспитанницы, затаив дыхание, слушали, как этажом выше раздавалась характерная возня. Было понятно, что один человек, более грузный, тащит за собой другого, упирающегося. Потом хлопнула дверь, раздался глухой бряк об пол, и противный скрежет в замке подсказал, что комнату заперли, а гулкие шаги аббатисы снова разнеслись по коридору.
Сидящие на кроватях девицы все как одна подняли головы к потолку, прислушиваясь к шуму. Первой подала голос Аделис де Су:
– Опять эта Пресвятая Гаскония мучает нашу Лен.