Надежда умирает последней
Шрифт:
– Смотрите не уезжайте никуда, хорошо? – сказал Гай водителю. – Самолет вылетает в четыре утра, значит, нам надо выйти около…
– Я еду в Кантхо, – сказала Вилли.
Гай покосился на нее через плечо.
– Что?
– Я сказала, что собираюсь ехать в Кантхо, ведь ты сказал, что отвезешь меня.
Он помотал головой:
– Кое-что изменилось…
– Ничего не изменилось!
– Стало слишком опасно.
– Но при этом ничего не прояснилось, как было все запутано, так и осталось.
Гай повернулся к водителю:
– Извините, я на минутку, просто попытаюсь донести
Но Вилли уже встала.
– Не старайтесь, ничего не получится.
Она проследовала в ванную и заперла за собой дверь.
– Я же дочь Дикаря Билла, разве забыл? – прокричала она.
Водитель с сочувствием посмотрел на Гая:
– Я буду ждать в машине.
Дорога, ведущая из Сайгона, была забита грузовиками, в основном старыми и коптящими. В открытое окно машины несло дымом, нагретой дорогой и гнилыми фруктами. Вдоль дороги тянулась вереница из крестьян, на фоне ярко-зеленых рисовых полей выделялись их конусообразные шляпы. Позади уже были пять часов дороги и два парома, когда Гай и Вилли стояли на пристани Кантхо и взирали на рассекающие мутные воды реки Меконг бесчисленные лодки. Женщины на реке гребли и качались на волнах в своеобразном изящном «танце с веслами».
А на берегу кишел жизнью, шумно переливался в сумятице городской рынок. Школьницы, сверкая на солнце косичками, проносились туда-сюда на велосипедах. Грузчики перетаскивали в лодки тюки с рисом, ящики с дынями и ананасами. Оглушенная суматохой, Вилли безрадостно спросила:
– И как же мы собираемся его тут искать?
Ответ Гая не придал уверенности, лишь пожав плечами, он сказал:
– А что, так трудно?
Оказалось еще как трудно. Везде они слышали одно и то же: «Высокий мужчина? – переспрашивали люди. – Блондин?» – и все как один в недоумении качали головой.
Наконец Гая осенила мысль, и они направились к портняжным мастерским.
– Лэситер мог перекрасить волосы или побриться наголо, – сказал он, – но чего человек скрыть не может, так это рост. А в этой стране с ростом в шесть и четыре пришлось бы заказывать себе одежду у портного.
В первых трех лавках им ничего не удалось узнать, и у них уже начали опускаться руки, когда они зашли к четвертому по счету портному, втиснутому в гряду бараков с жестяными кровлями. Внутри, в полумраке, словно в пещере, склонившись над ворохом искусственного шелка, сидела пожилая портниха. Вопроса Гая она, похоже, не понимала, тогда Гай нетерпеливо достал ручку и нацарапал на клочке газеты несколько слов по-вьетнамски. Чтобы придать больше смысла написанному, он набросал длинную фигуру человека. Глаза женщины скосились на рисунок, она долго сидела так, не произнося ни звука, пальцы ее продолжали обшивать края материи.
Затем она подняла глаза на Гая и молча и мрачно уставилась на него. Гай понимающе кивнул и, достав из кармана двадцатидолларовую купюру, положил ее перед ней на стол. Не веря своим глазам, она уставилась на деньги. Американские доллары – для нее это было целое состояние.
Наконец, она взяла ручку Гая и, сосредоточенно дрожа, стала что-то писать. Как только она закончила, Гай смел со стола клочок и засунул его в карман.
– Идем, –
– Что там написано? – спросила Вилли шепотом, пока они шли обратно вдоль бараков.
Гай не ответил и лишь ускорил шаг. В тишине аллеи Вилли вдруг ясно почувствовала, что за ними наблюдают, из окон, из дверей, отовсюду. Она потянула Гая за руку:
– Гай…
– Там адрес… это возле рынка.
– Адрес Лэситера?
– Тише. Молчи и не останавливайся, за нами следят.
– Что?
Она не успела обернуться, как он схватил ее за руку.
– Не оборачивайся, сделай вид, что не замечаешь его.
Она усилием воли заставила себя глядеть вперед, но тело ее все напряглось от ощущения слежки.
«И как это ему удается сохранять спокойствие?» – подумала она, глядя на Гая. Тот, помимо всего прочего, еще и насвистывал что-то невразумительное и бьющее ей по нервам. Когда аллея кончилась, перед ними развернулся клубок из улиц. К удивлению Вилли, Гай остановился и как ни в чем не бывало заговорил с мальчишкой, продающим на углу сигареты. Казалось, их болтовне не будет конца.
– Что ты делаешь? – процедила Вилли. – Идем же отсюда!
– Спокойно.
Гай купил пачку «Винстона», заплатив за нее два доллара. Мальчик просиял и по-детски взмахнул рукой в знак благодарности.
Гай взял Вилли за руку:
– Приготовься.
– К чему?
Не успела она произнести вопрос, как Гай пронес ее за угол и потащил вверх по улице. Они резко свернули сначала налево, потом направо, пронеслись мимо жестяных лачуг и вскочили в открытую дверь. Внутри ничего не было видно. Целую вечность они простояли, прижавшись друг к другу и прислушиваясь к шагам на улице. Они услышали детский хохот, потом надрывающийся гудок машины. Но в их переулке было тихо.
– Похоже, парень справился с заданием, – прошептал Гай.
– Это ты о том табачном мальчишке?
Гай прокрался к самой двери и высунул голову.
– Никого. Все, идем отсюда.
Они вынырнули в переулок и вдвое быстрее направились в сторону рынка. Еще не дойдя до него, они услышали шум базара, крики торговцев, верещание свиней. Несясь по задворкам, они скользили глазами по названиям улиц и наконец свернули в узенький переулок, зажатый между ветхими ночлежками. Номера домов едва читались. Остановились они лишь у блекло-зеленого строения, Гай глянул на номер и кивнул:
– Здесь.
Он постучал. Дверь приоткрылась, и сквозь щель на них уставилась женщина с необыкновенно черными глазами, в которых застыл страх. Гай заговорил с ней по-вьетнамски. Женщина замотала головой и попыталась закрыть дверь, но Гай удержал дверь рукой и снова заговорил, на этот раз упомянув имя Сэма Лэситера. В ужасе женщина развернулась и закричала что-то по-вьетнамски. Где-то внутри глухо простучали шаги, разбилось стекло.
– Лэситер! – крикнул Гай.
Оттолкнув женщину в сторону, он рванул в квартиру, и Вилли за ним. В задней комнате они увидели разбитое окно, а в него – удирающего по переулку человека. Гай пролез в окно, спрыгнул в кучу осколков на земле и ринулся за беглецом. Вилли уже собралась было прыгнуть за ним, но тут вьетнамка в отчаянии схватила ее за руку.