Надо – значит надо!
Шрифт:
Сказать мне в глаза, что моё присутствие нежелательно он пока не решается, да и при Горбаче демонстрировать отсутствие стабильности в команде не самая лучшая идея. Поэтому гримаса, въевшаяся в складки лица, снова превращается в улыбку.
— Очень хорошо, что ты здесь, я не успел тебе сообщить вовремя.
— Понял.
Появляется Горбач с Раисой и мы усаживаемся за стол. Чай, кофе, печенье.
— А это зачем? — хмурится Злобин, когда я достаю из кармана глушилку.
— На всякий случай, — киваю я. — У вас, Михаил Сергеевич, давно проверка была?
— Нет-нет, совсем
Ну-ну, Леонид Юрьевич мог и жучков организовать и даже, наверное, так и сделал, если судить по недовольному выражению его лица.
— Греха не будет, — настаиваю я и нажимаю на кнопку. — Это генератор радио-электронных помех. Чтобы испортить запись, если кто-то попытается.
Я нажимаю на кнопку. Правда включает это нажатие не глушилку, а встроенный диктофон. Но этого, кроме меня, здесь никто не знает. А поэтому разговор завязывается совершенно дружеский и откровенный. И, как я и подозревал, сегодня Ева с Горби обсуждают гораздо более широкие поставки зерна. Уже не элитных сортов из СССР, а полномасштабный импорт в СССР.
Разговор ведётся в деловом ключе и очень осторожно, надо сказать. Понятно, конечно, о чём идёт речь, о каких комиссионных и о каких банках, но, тем не менее, прямо ничего не называется. Я уже думаю, что мне придётся самому сказать что-то прямым текстом, чтобы спровоцировать вразумительный ответ, но на помощь приходит супруга Горбача.
— Я не совсем поняла, — строго, как Маргарет Тэтчер, произносит она, — а каким образом Михаил Сергеевич будет получать вознаграждение?
— Раиса Максимовна! — с мягким упрёком произносит Горби и вытягивает в её сторону пухлую руку. — Разговор о другом. Зачем…
Он будто даже смущается. Действительно, людей много, речь об условиях поставок, а тут, как из-за печки…
— О! — восклицает Ева. — Любым удобным для вас способом. Мы можем организовать вклад, например, в швейцарском банке. Там, вы знаете, информация полностью закрывается, потому что швейцарцы, как никто, умеют хранить банковскую тайну.
Я едва удерживаюсь, чтобы не засмеяться. Да-да, банковская тайна для них свята.
— Либо, мы можем продолжать передавать вам наличные, — продолжает Ева. — Но лично я думаю, учитывая объём обсуждаемого контракта, удобнее всего вам будет принимать вознаграждение в золотых слитках. Это можно организовать в различных банках. Для лучшей диверсификации.
— Нет-нет, — поднимает прямую ладонь Горби. — Это вопрос очень деликатный и вот так без проработки не надо. Мы… знаете, как там у них. Поэтому с Леонидом Юрьевичем всё решим и вам доведём.
— Конечно, — кивает Ева, а супруга алчущая злата, едва заметно поджимает губы.
Беседа длится около получаса и, всё обсудив, мы собираемся уходить.
— Спасибо за конструктивное сотрудничество, товарищи, — довольно улыбается Горби. — А вы, фрау Кох, зайдите завтра к товарищу Медунову и он все ваши договора завизирует и спустит вниз. Егор, хорошо, что ты зашёл, давно не виделись. Я к тебе разговор имею, но не сейчас. Зайди, как-то на Старую площадь. Только, давай, не
Штирлиц с Мюллером. Я улыбаюсь.
— Егор, — бросает Злобин, глядя исподлобья. — Завтра ко мне зайди. Разговор небольшой.
— Обязательно
Мы выходим за территорию и подходим к машинам.
— Легко на сердце от песни весёлой, — напеваю я. — Она скучать не даёт никогда!
— И любят песню деревни и сёла! — подхватывает Ева.
— И любят песню большие города.
— Да!
— У Моисея по бумагам есть вопросик, — говорит она.
— Вопросик?
— Точно. Чтобы все э-э-э… трансформации, которые вы проводили, начали осуществляться, потребуется ещё пару бумаг подписать.
— Серьёзно? — как бы удивляюсь я. — А что же сразу-то не подписали?
— Да вроде процедура такая…
На следующий день рано утром, с первыми лучами солнца меня будит Михал Михалыч Радько.
— Товарищ рядовой! — сурово начинает он, но я чувствую, что он едва сдерживается, чтобы не рассмеяться.
— Раскололи что ли?
Ночь пройдёт, наступит утро ясное
Знаю, счастье нас с тобой ждёт
Ночь пройдёт, пройдёт пора ненастная
Солнце взойдёт
Солнце взойдёт
— Кто звонит, — усмехаюсь я, — Радько или Магомаев?
— Звонит бывший агент Азер, а ныне агент Дятел. Тук-тук, тук-тук-тук.
— Поздравляю, Михал Михалыч, и спасибо. Вы его без меня не отпускайте, я подъеду днём, побеседую.
— Какое там, ему же нужно немножко здоровье поправить. Так что пока лучше его не трогать.
— А думаете, не сорвётся с крючка?
— Егор! Гарантировано не сорвётся. Мы до таких глубин душевных докопались, ты не представляешь. Надо было мне психологом становиться. Ладно, я пойду вздремну немного, а потом приходи, я всё-всё тебе расскажу.
Ну, что же, будем надеяться, что так оно и будет. Посмотрим, в общем. Но пока мне нужно прибыть к Злобину. С вечера мне его адъютант названивал. Чего там случилось-то? Честно говоря, чувствую некоторую тягость, собираясь к председателю. В последнее время наши отношения меня не радуют. А ведь как жили раньше, душа в душу буквально… Может снова в прошлое откатиться?
Прихожу я точно в назначенное время, но в кабинет к боссу меня не пускают. Мурыжит. Ладно. Я спокойно сажусь и жду. Проходит минут пятнадцать. Никто в кабинет не заходит, никто не выходит. Ну, не страшно, большой человек, большие дела. Нам ли, так сказать, в калашный-то ряд лезть?
Наконец, на столе у секретаря звонит телефон.
— Так точно, — коротко отвечает он и кладёт трубку.
— Брагин, пройдите.
Я встаю и открываю дверь.
— Разрешите, товарищ генерал-майор?