Надвигается шторм
Шрифт:
— И что делать? — как будто от меня зависит что-то, кроме моей работы. Я растеряна этой новостью, и я всё ещё не знаю, как мне реагировать на его откровенность со мной в таких серьёзных вопросах.
— Тебе? Быть внимательной и осторожной, — Эрик крепче прижимает к груди мою спину, под задравшейся тканью рукава я вижу чёрные линии татуировки на его широком запястье. Не могу удержаться, обвожу узор кончиком ногтя. — Марса очень удачно сбросили со счетов, но он также хорош во внутренней разведке, как и во внешней. Завтра у неофитов начинается второй этап подготовки, под ним мы прикроем общий
— Вдруг он не один? — я всё ещё размышляю над его предыдущей фразой.
— У меня есть круг подозреваемых, но я пока не могу понять мотивы.
— Мне страшно, — говорю вслух то, что волновало меня многие и многие часы в переполненном лазарете лихачей, после того, как я впервые увидела его с оружием в руках. — За тебя. Не хочу тебя штопать.
Это признание вырывается неожиданно как для него, так и для меня — я чувствую, как он шумно втягивает носом воздух и забывает выдохнуть. Эгоистичный страх за целостность своей собственной шкуры идёт вразрез с желанием защитить других — гены Отречения не обманешь. Я знаю, мама не задумываясь отдала бы жизнь за меня или отца, и я понимаю, что внезапная смерть моего нынешнего Лидера выбьет и без того шаткую почву у меня из-под ног.
— Знаешь, на войне есть чёткие правила, — его голос звучит тише, крадётся прямо под кожу вместе с порывами прохладного ветра. — Это я пытаюсь вдолбить неофитам. Если у тебя холодная голова, ты следуешь инструкциям и не разводишь сопли, с тобой ничего не произойдет, — он небрежно целует меня в растрёпанную макушку. — Со мной ничего не случится.
Кажется, после вчерашнего нападения в Чикаго не осталось безопасных мест. Моя фракция ещё долго не оправится — потери слишком велики, мой дом теперь окружён руинами, и вернуть всё, как было, практически невозможно. Мне никогда не стереть из памяти сваленные, как попало тела с пробитыми лбами, кровь и надрывный плач, лишь здесь, возле Лидера Бесстрашных, я чувствую, что защищена по всем фронтам.
Я поддаюсь внезапному порыву, разворачиваюсь, смотрю ему в глаза. Я словно в центре заболоченной пустыни там, за Стеной; свинцовая топь проглатывает меня целиком, сдавливает грудь стальным обручем — я не могу дышать. Казалось бы, пропадать и падать дальше некуда, но каждый раз рядом с ним я испытываю все оттенки эмоций, ранее неведомых мне — от робкого восхищения до горячего желания быть с ним здесь и сейчас.
Поднимаюсь на носочки, неловко, по-девчачьи целую его в щеку, обнимаю за шею, тычусь носом в распахнутый ворот лидерской формы. Действительно, я не вышла ростом и едва достаю ему до подбородка; к каблукам я привычна, и ощущаю себя гораздо увереннее, когда во мне плюс десять сантиметров роста, но здесь на них легко переломать себе ноги.
— Говорили мне, не обижай девочек, они вырастут и очень пригодятся, — он ухмыляется своей шутке-самосмейке и теснее обнимает меня.
— Ну и свинья же ты, Эрик! — притворяюсь возмущённой, бью его кулачком в грудь.
— Свинья, значит?! — Эрик подсекает меня, я теряю равновесие над ограждением, чувствую под поясницей жёсткий, скрипучий металл. От дремучего страха за свою жизнь воздух застревает в лёгких, но закричать я не успеваю — он прерывает моё неумолимое падение за Стену, придержав за локти.
Ребячество. Злюсь, закатываю глаза и рывком освобождаю руки.
— А вдруг предатель я? — прохожусь по его чрезмерной самонадеянности, получаю в ответ долгий, колкий взгляд сквозь ртутный прищур, от которого у меня подгибались колени в первые дни работы у лихачей. Ничего не изменилось с тех пор.
— Исключено, — пробирающий до самого нутра взгляд сменяется на хищный оскал. — Тебя я проверил в первую очередь. И я слежу за тобой. Даже если ты меня не видишь — <i>я</i> тебя вижу.
Я, словно жертва, загнанная хищником в угол между неумолимой, мгновенной гибелью и медленной смертью от когтей, разрывающих моё тело на части — иного выбора мне не дано. Лидер снова двигает меня к обрыву. В сторону мне не улизнуть, его сильные руки заключают меня в стальную петлю.
— И я знаю, чего ты хочешь, — я забываю дышать, когда кончик его языка касается пульсирующей точки на шее, проходит по мочке уха с вздетым в неё маленьким гвоздиком, когда он шепчет мне едва слышно фразы с недвусмысленным подтекстом. Я завожусь с пол-оборота, вспыхиваю, как факел.
— Прямо здесь?! — Эрик отпускает меня, я подныриваю под его рукой, освобождаюсь от душных объятий, но от мутного, тянущего возбуждения избавиться уже не могу. Элементарные правила приличия останавливают меня от того, чтобы поддаться своему желанию. — Ошибаешься, я не страдаю эксгибиционизмом.
Смотрю в упор на патрульного, который стоит выше на пролёт и старательно делает вид, что его тут нет. Если бы Эрик решил осчастливить любую, более сговорчивую, чем я, девушку, не сходя с площадки, вряд ли кто-то рискнул бы ему помешать — Лидер же, чтоб его! Снова некстати вспоминаю Лори.
— Ну, и куда ты полезла? — я проявляю чудеса самодеятельности и спускаюсь вниз на пол пролета. — Сама справишься, без страховки?
Ухмыляется, стоит, сложив руки на груди, ждёт, когда я зачем-то решусь посмотреть вниз. Меня одолевает приступ тошноты, и моя независимость тает на глазах. Все-таки я боюсь высоты. Эрик тянет мне руку.
— Давай-ка назад. Первый пойду. Будешь падать — кричи. Поймаю.
Прямо сейчас, когда у меня мелко трясутся колени, я не вижу в этом абсолютно ничего смешного.
Эрик уже четвёртый час на совещании, его вызвали сразу после нашего возвращения со Стены, а у неофитов свободный вечер перед завтрашними тестами — с утра они начнут проходить пейзажи страха. Я не уверена, что мне хочется испытать то, что им предстоит, хотя, мне кажется, все свои страхи я уже испытала наяву. Эти беспечные дети ещё не нюхали настоящей войны, они не знают, что большинство из них не вернётся с первого же боя. Правила изменились, таблица результатов заметно расширилась, руководство лихачей теперь набирает неофитов с низкими баллами — их не жаль пустить в расход. За красной чертой таблицы остаётся лишь пять-шесть имён, и эти ребята уходят обратно в родные фракции — никто из Лидеров не желает добровольно пополнять изгоями ряды повстанцев и терять лояльных к системе людей.