Наемники
Шрифт:
— Какое лицо фальшивое, Клей?
— Оба настоящие. Оба! Я не знаю. У меня отношение к тебе какое-то особенное. И если бы я себе позволил, я бы смог испытать жалость к Билли-Билли Кэнтелу, даже при том, что мне надо было бы обойтись с ним, как у нас принято. Но я не могу позволить себе что-то чувствовать в подобных случаях.
— Ты можешь включать и выключать свои чувства?
— Не включать. Только выключать.
На этот раз мне пришлось долгонько ждать, пока она что-нибудь скажет. В конце концов мне самому пришлось нарушить молчание.
— Ты останешься? — спросил я с надеждой.
— Не знаю, — ответила она.
Глава 5
Я вышел из дому в половине
Контора Клэнси располагалась на Пятой авеню. Я знал, что поблизости места для стоянки не найти. Поэтому ехал по Коламбас-авеню, потом по Девятой и повернул налево, на Сорок шестую улицу. Оставил “мерседес” на стоянке и сел в такси. Если бы я не был таким сонным, я бы взял такси от дома, чтобы голова не болела о “мерседесе”.
Подремывая на заднем сиденье такси, пока мы с трудом ползли по запруженным улицам, я думал об Эде Ганолезе и о том, что рассказал Элле, — о своей первой встрече с ним. Газетчики на своем вульгарном жаргоне обозвали бы его “криминальным царем” — в бульварных изданиях или “главой синдиката” — в газетах, которые выписываете вы. Но ни одна из этих стереотипных фраз не выражала сущности дела. Я бы просто назвал Эда человеком, имеющим свой интерес в бизнесе. В любом практически бизнесе. Назовите мне какую-либо сферу деятельности, и я укажу, где доля Эда.
Вы можете никогда не слышать имени Эда Ганолезе, а между тем он играет важную роль в вашей жизни. Он может, к примеру, купить политика, за которого вы собираетесь голосовать. Если вы, допустим, приехали в Нью-Йорк на какой-нибудь съезд и позволили себе кое-что, о чем маленьким девочкам не следует рассказывать; так вот, Эд, скорее всего, будет пользоваться частью оставленных вами денег. Вы угадали три номера в лотерее и радуетесь удаче, но и Эд получит свою долю. То же самое, если вы ставите свои деньги на лошадей или на любых спортивных звезд, или пьете в охотку пиво, или разогреваете ложку белого порошка над свечкой, пока шприц нервно дожидается своего часа, — вы помогаете Эду Ганолезе быть тем богатым и довольным жизнью бизнесменом, каким он и является сегодня.
Человек с такими разнообразными деловыми интересами не может, естественно, за всем сразу уследить. Поэтому у Эда есть люди, которые работают на него, люди, чья забота — следить за тем, чтобы ничто не мешало Эду приращивать свое состояние.
Но поскольку все мы люди, все мы человеки, время от времени Эд обнаруживает, что что-то идет не так, как полагается, на каком-либо из его участков. Когда такое случается, ему требуется кто-то, кто отшлепает, накажет и наставит на путь истинный нерадивых шалунов и сделает так, чтобы деньги попадали куда нужно. И вовремя. Вот тут-то нередко в дело вступаю я. Однажды во время достаточно скандального расследования один репортеришко, склонный к банальностям, назвал меня “правой рукой и гасителем неприятностей криминального царя Эда Ганолезе”. Но я ни то, ни другое. Я — гувернантка. Моя обязанность — удерживать и воспитывать детей, чтобы они не досаждали папе и не устраивали беспорядка в детской.
Такси наконец дотащилось до Пятой авеню, и мы притормозили перед зданием, где была контора Клэнси. Я бросил водителю деньги, выбрался из машины и заторопился к подъезду. Я опаздывал уже на пять минут.
Вместе с толпой людей, спешивших на работу, вошел в лифт, и, останавливаясь без конца, мы дотащились наконец до двадцать третьего этажа, где Клэнси Маршалл, адвокат, платил бешеные деньги за аренду трех больших комнат. И все это, по сути, для одного клиента — Эда Ганолезе. У Клэнси, разумеется, были и другие, более мелкие клиенты, помимо организации Эда. Но они служили лишь прикрытием. Преуспевающий, пользующийся уважением адвокат жил очень даже неплохо на то, что получал, обслуживая организацию и Эда Ганолезе.
Пробежав через холл к номеру 2312, конторе Клэнси, я вошел в приемную. Секретарь — крупная блондинка с выдающимся бюстом, красивыми бедрами и постоянным выражением на лице: “Я-знаю-чего-вы-хотите-и-это-обойдет-ся-вам...” — как раз собиралась сесть за стол. Взглянула на меня, узнала и бросила:
— Мистер Маршалл ждет вас. Входите!
Так что я сразу и вошел. Офис Клэнси — на полу ворсистый ковер; стены уставлены книжными шкафами — выглядел солидно. Сейчас здесь находилось четыре человека. За письменным столом Клэнси сидел Эд Ганолезе, мой босс. Эд выглядит так, будто лет двадцать тому назад он мог играть любовников в итальянских или латиноамериканских фильмах. Правда, с тех пор он заметно раздобрел. Его крупное лицо слегка отечно, но и сейчас смотрится даже несколько моложаво-изысканным. У него все еще блестящие черные волосы, хотя ему уже больше пятидесяти пяти лет. Одевается он у хорошего портного, стрижется и делает маникюр у хорошего парикмахера и поэтому всегда выглядит как удачливый, проницательный и расчетливый делец, из тех, кто непроизвольно скрывает налоги и норовит завысить цену, если никто не смотрит.
Позади Эда, у окна, выходящего на Пятую авеню, сидел Тони Челюсть, его телохранитель. Тони, несомненно, родился с другой фамилией, но я ее не знаю. И вряд ли кто знает, возможно за исключением самого Тони. Имя Тони Челюсть ему подходит. Его голова как бы целиком состоит из подбородка. Довольно высок и широк в плечах. Он не слишком быстро соображает, но чертовски силен и обладает удивительно быстрой реакцией. Один из лучших телохранителей — из тех, что я знаю.
Клэнси Маршалл, третий из присутствующих, сидел на диване справа. Клэнси — высокий, франтоватый, горделивый, с благородной сединой на висках стряпчий, занимающийся сомнительными делами. Одет, как обычно, в строгий темно-серый костюм и самый узкий галстук, когда-либо виденный вне Мэдисон-авеню. Когда я вошел, он одарил меня своей обманчивой улыбкой, и я снова испытал знакомое мне чувство. Это было подспудное убеждение, что, если бы в свое время родители не отправили его в юридическую школу, он стал бы карманником.
Четвертого человека я видел впервые, а это могло значить лишь одно — что он и есть Джо Пистолет, о котором говорил Эд. Джо расположился на диване рядом с Клэнси: он был облачен в тесный синий костюм в тончайшую полоску того фасона, какие имел обыкновение носить Джордж Рафт, когда пугал ребятишек на дневных спектаклях. Костюм двубортный, с широкими лацканами и подложенными плечами. Что-то было подложено также у него слева под мышкой: то есть он спокойно разгуливает по городу, рискуя быть схваченным и обвиненным за незаконное ношение оружия. У него заметное лицо: вместо носа бесформенная пуговка замазки, глаза, окруженные шрамами, такие маленькие, что их едва видно, а челюсть почти столь же большая, как у Тони. Он сидел расслабившись и ждал без всяких признаков нетерпения или досады.
Клэнси одарил меня широкой улыбкой, когда я вошел:
— Опаздываешь, приятель!
— Я задержался, помогая старушке в инвалидном кресле спуститься по лестнице. Он сверкнул зубами:
— Шутник!
— Что слышно о Билли-Билли? — спросил Эд.
— Пока ни слова. Я оставил парня ждать его на квартире у Джанки Стейна. Джанки — тот приятель, к которому Билли-Билли обычно приходит. Насколько мне известно, копы тоже еще не нашли его. У Джанки он пока не появился.
— Нам совсем не светит, чтобы копы поймали его! — сказал Эд и неожиданно указал на Джорджа Рафта: